Предчувствие: Антология «шестой волны»
Шрифт:
Жидкое мыло выдавливалось из дозатора крошечными каплями и не столько пенилось, сколько размазывалось скользкой плёнкой. Наконец чёрная кайма превратилась в коричневую, и Остер выключил воду. Раковина с чавканьем всосала остатки воды. Отверстие слива походило на дыхало кита — края слабо пульсировали, выгоняя в стерильную комнату воздух подземных лабиринтов. Антисептик не мог заглушить запахи гнили и мокрой ржавчины. Фундамент здания растаял, истончился, и прямо под сверкающей плиткой пола заколыхалась вода. Остер склонился над раковиной, пытаясь проникнуть взглядом в темноту канализационных труб, и отчётливо услышал долгий вздох. Он точно знал, что в этот момент в сумке мечутся
Подойдя к столу, Остер задохнулся от возмущения. Блондинка перебирала оставленные бумаги. Тонкие пальцы неторопливо, почти ласково прикасались к истёртым листкам. Девушка то приподнимала брови, то хмурилась, покусывая губу. Одни листки откладывала не глядя, другие внимательно просматривала, держа близко перед собой. Остер сухо откашлялся — блондинка повернулась к нему и отодвинула папку. Ни тени смущения: лишь интерес и что-то ещё, совершенно невозможное, — готовый взорваться, Остер вдруг понял, что это упрёк.
— А вы зачем её ищете? — спросила девушка.
— Кого — её? — буркнул Остер.
— Рыбу.
— Какую рыбу? — он запихал листы обратно.
Девушка по-прежнему смотрела на него, чуть улыбаясь.
Да что она понимает! Глупая, нахальная девчонка. Какое ей дело до научных исследований!
Остер кипел от злости, но в глубине души плескался ужас. Откуда-то он знал — девушка знает всё и об исследованиях, и о других, более важных вещах. С ней можно поговорить о рыбе Доджсона — ещё как поговорить! Это пугало, и Остер нарочно распалял возмущение, отталкиваясь от странной девушки.
Он затолкал папку в сумку, ободрав пальцы о застёжку-молнию. Зацепил доску — фигурки со стуком рассыпались по полу. Груша скользнула по плитке и остановилась под стулом блондинки. Остер присел на корточки — голова закружилась от накатившего запаха болотных цветов. Подобрав те магниты, до которых смог дотянуться, Остер бросился к выходу.
На следующий день Остер чувствовал себя совершенно разбитым. Спать он лёг поздно, проведя полночи в бесплодных попытках починить прибор. Что-то разладилось и упрямо не складывалось обратно. Остер увеличивал размеры и количество катушек, менял полярность, но магнитные фигурки то стояли на месте, то без причины начинали ползать по доске, толкаясь, как щенки у миски. Особенно усердствовал суровый морж в капитанской фуражке: он с яростью набрасывался на соседние фигурки и выталкивал их с доски.
Раздражение на девицу из кафе мешало, как камешек в ботинке. Остер ловил себя на том, что прокручивает неприятную сцены, выдумывая всё более оригинальные и злые ответы. Сейчас он бы поставил нахалку на место! Как она посмела? Возмущение кипело, глубоко внутри мешаясь с растерянностью и страхом. Остер не мог отделаться от ощущения, что встреча не была случайной. Словно блондинка заранее ждала его. Остер гнал эти мысли: истинный исследователь, он с глубоким презрением относился ко всякого рода таинственным совпадениям и мистическим знакам. Всему есть рациональное объяснение. Даже рыбе Доджсона.
Рано утром, так толком и не выспавшись, Остер вышел из дома. Он собирался вернуться к подземному озеру. Сейчас, когда рыба Доджсона активизировалась, нельзя было терять ни дня. Всё дело в магнитном поле: появление рыбы — явное следствие использования доски с фигурками. Если так, то вполне можно предположить, что существо имеет эфирнуюприроду. Правда, профессор Рисоцки настаивал на волновых проявлениях эфира, но почему бы
Вчерашний ливень выродился в холодную морось. Город просыпался медленно и лениво. По улицам брели редкие прохожие, безликие, как привидения. В хлопьях утреннего тумана город казался пустым и заброшенным. По лужам полз одинокий автобус, фыркая, как тюлень.
Остер добрался до крошечного проулка, упиравшегося в глухую кирпичную стену Сбоку узкая лестница вела к приоткрытой двери полуподвала. Жесть навеса вспучилась уродливыми горбами. Раньше здесь был китайский ресторанчик, но хозяева давно разорились, помещение пустовало, и о прежних временах напоминали только скелеты бумажных фонариков под потолком. Цементный пол залило водой, в которой плавали обрывки гофрированного картона и пожелтевшие куски пенопласта. Отсюда через сложную систему заброшенных подвалов и подземных складов можно было выйти к Большой Трубе, где Остер оставил лодку.
Он включил фонарик и нырнул в затхлый коридор. Жёлтый луч скользнул по стене, покрытой вязью свастик и похабных надписей. По углам болтались клочья испанского мха. Хлюпая по воде, Остер прошёл на бывшую кухню — там ещё сохранились длинные столы, обитые ржавым железом и заваленные полусгнившими одеялами. Иногда здесь ночевали бездомные, но надолго никто не останавливался: слишком холодно и сыро.
Дорогу Остер знал назубок: через пролом в узкий туннель, где под потолком тянутся пучки телефонных кабелей; потом через склад текстильной фабрики в сплетения катакомб под индийским кварталом, где даже камень пахнет корицей… Этим путём он ходил уже не первый год и чувствовал себя здесь гораздо увереннее и уютнее, чем наверху, на шумных и беспокойных улицах. Изредка, когда Остер подбирался совсем близко к границе миров, в тишину подземелий врывался гомон города. В остальное время единственными звуками были скрип битого кирпича и стекла под ногами, журчание воды да сиплый шорох собственного дыхания. Луч фонарика выхватывал то скопления бурых водорослей, то колонии бледных грибов. Белый, почти прозрачный краб размером с детскую голову метнулся в щель между трубами и тихо скрёбся там, пока Остер не отвёл фонарь. Порой очередной туннель разрезали косые полосы серого света, льющегося сквозь решётки стоков. Но вскоре пропали и они.
Остер почти вышел к Большой Трубе, когда впереди мелькнул слабый огонёк. Остер остановился и выключил фонарик. На мгновение он почти ослеп; темнота навалилась, сжав в тисках клаустрофобии. Он зажмурился и сосчитал до двадцати, дожидаясь, пока под веками исчезнут разноцветные пятна. Когда Остер открыл глаза, то уже мог различать что-то дальше собственного носа.
Огонёк то вспыхивал, то опять гас. Голубой отблеск расплывался в сыром воздухе тусклым гало. Остер нерешительно шагнул вперёд и замер. Может, это горит приманка подземного удильщика и Остера ждут оскаленные клыки неведомой твари? Или светится фонарик на шлеме такого же, как он, исследователя подземного мира?
В стороне от первого огонька вспыхнул ещё один, спустя мгновение — третий, пустой и холодный в кромешной темноте. Остер почувствовал себя астронавтом, потерявшимся в просторах дальнего космоса: на мириады световых лет вокруг — лишь бездушное сияние. Подземное созвездие, великое в малом. Адмиралу Бёрду и прочим адептам теории полой Земли этот образ пришёлся бы по душе.
Огоньков стало больше десятка, и они приближались. Издалека донёсся напряжённый стрекот. Остер попятился, запнулся о торчащую из пола балку и замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Что-то резко ударило в грудь и отлетело в сторону — будто с силой швырнули скомканной газетой.