Предчувствие: Антология «шестой волны»
Шрифт:
— Куда мы идём? — громко прошептал один из близнецов О’Керри, Люк или Бивер — не разобрать.
— К обрыву, — уверенно заявил Джеки Пейот, — он прыгнет вниз, а мы будем смотреть.
— Дурак, — сказала Сэм.
На обрыв вела крутая лестница, вырубленная в гранитной стене, — сто двадцать ступенек. Юджин поднимался по ним зажмурившись — ещё издалека он увидел, что на каждой ступеньке мелом написан код. Дважды во время подъёма его стошнило, но он всё равно не открыл глаз.
— Пришли, —
Голова раскалывалась — в виски словно вбивали стальные клинья.
— И что теперь? — спросил Джеки.
— Ждать…
— Давайте подождём, ребята, — неуверенно, непохоже на себя, пробормотала Сэм.
Они уселись на бетонную плиту площадки и стали ждать. К счастью, ждать пришлось недолго. Поезд, натужно пыхтя, вполз на обрыв и, как обычно, остановился на минуту, словно собираясь с силами перед рывком в темноту. Двери вагонов были раскрыты, внутри, в разноцветном сиянии лежало всё, что только может пожелать человек.
— Если хотите жить — лезьте в вагон, ребята, — тихо сказал Юджин.
— Вы нас убьёте, если мы не полезем? — серьёзно спросила Келли.
Ты права, хотел сказать Юджин, когда сработает бомба, я погублю всех. Вместо этого он ласково потрепал её по голове и сказал:
— Ну что ты… просто… уезжайте. Не спрашивайте ни о чём, — в который раз повторил он, — просто залезайте внутрь. Когда поезд выйдет из тоннеля и остановится… прыгайте. Возьмите побольше еды… тёплые вещи…
Язык не ворочался, перед глазами плавали какие-то пятна.
— Скорее… он сейчас уйдёт…
Странно — дети послушались. Они все забрались в один вагон, расселись на мешках с золотыми украшениями и дорогими духами.
— А ты? — спросила Сэм.
Юджин покачал головой:
— Нельзя. Ты же видишь… я сюда еле дошёл.
Состав лязгнул и медленно тронулся с места.
— Я не хочу без тебя! — крикнула Сэм.
— Ты, как старшая… отвечаешь за малышей.
Сэм плакала.
— Куда идёт поезд? — испуганно спросил Джеки.
— Сиди тихо! — рявкнула Сэм, размазывая слёзы.
Юджин прошёл несколько шагов, держась вровень с Самантой, споткнулся, упал. Медленно, с трудом, поднялся на ноги.
— Если увидишь маму… — крикнула Сэм. — Если увидишь её ещё раз, передай… Если увидишь…
Она не договорила. Двери вагонов синхронно опустились, захлопнулись, и поезд, стремительно набирая ход, полетел к тоннелю.
Юджин спускался по лестнице, закрыв глаза, — он решил, что постарается как можно дольше не смотреть на цифры. Ноги, с таким трудом донёсшие его наверх, теперь словно сбросили невидимые гири, и Юджин уже через пять минут вернулся в Рагомор.
Небо над куполом съёжилось чёрной кляксой, набухло, вздрогнуло. Из сердцевины кляксы
В своём особняке в центре города Клаудиа вдруг покачнулась и схватилась за сердце.
— Сэм, — прошептала она, но в накатившем грохоте никто её не услышал, — где Сэм? Вы не видели мою девочку?
Она шла по дому, открывая все комнаты подряд, но в каждой видела только плавающие в дыму раскормленные сонные лица, похожие на маски.
— Кто-нибудь знает, где Сэм?!
Вислощёкие маски, так похожие на свиные морды, отрицательно качались из стороны в сторону.
Юджин почти бежал. Вернее, его ноги неслись вперёд, давя летящие навстречу клочки бумаги, а сам он отрешённо наблюдал за действиями тела, окончательно вышедшего из подчинения. Пульсирующая боль в висках отступала, сменялась странным оцепенением, зато застучало, задёргало что-то в груди — горячее, незнакомое, словно живое.
Ветер ревел. Огромные осколки купола падали на Рагомор, перерубая стволы деревьев, пробивая крыши, одна из сияющих глыб стекла рухнула на последнюю инсталляцию Моргенштерна и превратила её в кучу металлолома.
— Где моя дочь!? — спрашивала Клаудиа у ревущей вокруг пустоты; она всыпала полпачки тетрациклодокса в стакан и одним глотком осушила его.
Юджин вылетел на площадь, и ноги его остановились. Он стоял в самом центре белого бумажного шторма.
Не бывать этому, подумал он. Даже если есть в городе двадцать, десять, хотя бы только пять праведников — не бывать. Если уж ноги не слушаются меня, то глаза всё ещё мои — просто закрою их и буду стоять так, пока не умру.
Он зажмурился и не увидел, как чёрное небо внезапно посерело, затем стало молочного цвета. Комья белоснежного тумана с громким, давящим шорохом опускались на город. Сотни тысяч, миллионы белых прямоугольничков повисли в воздухе, ветер подбрасывал их, играл, увлекая к главной площади, где застыл, вскинув руки, уже не Юджин — биоробот МС-426, изо всех сил жмуривший веки. Бумажный вихрь окутал его позёмкой, засыпал по колено, по пояс, но глаза его оставались закрытыми.
Рагомор ждал свершения своей участи.
Клаудиа выбежала из дома, бросила взгляд на площадь и всё поняла. Она бросилась к Юджину, громко крича, но в бумажном грохоте бури он ничего не услышал.
В оглушительной пустоте, обнявшей его, он боролся с видением, заполнившим внутренний взор. Его любовь, вся в крови, танцевала на дубовом столе. И в тот самый момент, когда она обратила к нему смеющееся лицо, МС-426 не выдержал и поднял веки — всего лишь на коротенькое мгновение, но в это самое мгновение маленький листок бумаги упал ему на лицо, прямо перед глазами.