Предчувствие смуты
Шрифт:
Соломия испытывала страх за ребенка. Микола боялся за Соломию, ночью стал плохо спать. Чуть ли не каждые десять минут шепотом спрашивал:
— Ну, как?
— Все так же — спит и даже во сне не выпускает соски.
Смуглого мальчика назвали Тихоном. Старики не возражали: имя хорошее, русское.
Тревога за ребенка не улеглась, даже усилилась, когда Леха, возвращаясь из Луганска (там он занимался мелким бизнесом), заметил, как с пригородного поезда сошли два малорослых паренька явно кавказской наружности. Вещей при них не было, если не считать синей спортивной сумки, из которой выглядывало что-то похожее на биту. По дороге в Сиротино эти мелкорослые парни нагнали Зему, спросили, где тут дагестанцы арендуют кафе.
— Покажу. Будем проходить мимо. Только сейчас, ребята, ночь. В одиннадцать кафе закрывается.
— Нам нужен хозяин. Магомет Айдаев. Знаете такого?
— А кто его не знает? — похвалил на всякий случай.
На стук в дверь Магомет Айдаев вышел на крыльцо, вроде узнал своих земляков. Леха за кустом приостановился, послушал. Говорили по-русски. Кавказцы искали какую-то женщину. И Леха подумал: «Не ту ли, которую привел в свой дом Микола Перевышко?» Догадка укрепилась, когда спустя несколько дней он увидел их возле дома Перевышек, те что-то искали под забором.
Но удивление вызвали не кавказцы (как оказалось, они поселились у Айдаева), а посещение каменного карьера Миколой и его спутницей. В этот раз женщина была в мужском спортивном костюме, волосы подобраны в синюю спортивную шапочку, издали не понять: это мужчина или крупная женщина.
Судя по фигуре, это была женщина. Она смотрела куда-то вдаль. Вскоре там возник человек и поднятой рукой подал ей сигнал. Леха заметил, как из-под руки женщины последовали три вспышки. Огонь велся из оружия, по всей вероятности, с глушителем.
Вечернее солнце удлиняло тени, и Леха не сразу узнал, что на противоположном краю карьера стоял… Микола.
Леха спустился в карьер, но там уже никого не было. Даже гильзы, откуда вела огонь незнакомка, были заботливо подобраны.
На следующий день, ближе к вечеру, Леха заглянул к Перевышкам. Дома была Клавдия Петровна. Она кормила утят.
— А где молодая хозяйка? — спросил он. — Это ее обязанность — выхаживать молодняк.
Клавдия Петровна замерла с мисочкой в руках.
— Откуда у нас молодая хозяйка? — растерянно переспросила.
— Ладно, ладно, нечего прятать спортсменку.
— У нас спортсменок нет… Ну и фантазер ты, Лешенька, — мягко упрекнула его бывшая учительница.
— Не меньше, чем ваш Микола. Но его фантазии всегда можно доказать. Он дома?
— Укатил в Харьков. Три дня назад.
— Это хорошо, что я поинтересовался, а если поинтересуется следователь?
— Ему-то он зачем?
— Органы на то и существуют, чтоб люди видели, что у нас есть государство и капиталы движутся, а куда — вопрос.
— Значит, где-то и Микола движется. Будет завтра или послезавтра…
— Мне он сегодня нужен. Это в его интересах. И если не поторопится, опоздаем.
— Я жду его.
Пришлось Клавдии Петровне за гостем запереть калитку, чтобы никто посторонний случайно не заглянул, и спуститься в мастерскую.
Мастерская была заперта изнутри. На условный стук отозвался Микола:
— Сейчас выйду.
— Ты зачем-то срочно потребовался Лешке-балабону.
И когда дверь распахнулась, Клавдия Петровна с удивлением увидела: сын — не один.
— А что тебе тут интересного, дочка? Тут одни железки.
Микола по привычке поправил свой пышный чуб, виновато усмехнулся:
— От тебя, мамо, ничего не утаишь. Да будет тебе известно, к этим железкам Соломия имеет самое прямое отношение.
— Она что — и стрелять умеет?
— Умеет, мамо.
Соломия смущенно спрятала под халат свои руки, и Клавдия Петровна только сейчас заметила, что руки у невестки не совсем женские — часто прикасаются к металлу.
— Вы что-то изобретаете?
— Изобретаем, мамо, — ответил Микола.
— А что?
— Вот получим патент — покажем.
— У тебя их и так добрый десяток — вся стена в дипломах.
Когда мать ушла, а вслед за ней и Микола, Соломия достала винтовку. Ее нужно было пристрелять на полигоне, а не в мастерской. Нестандартный оптический прицел нуждался в ювелирной подгонке. И мастеру-оружейнику без мастера-стрелка никак не обойтись.
5
Как только мальчик родился, свекор сказал невестке:
— Ты, если что, мне гукни. Я с дитем обращаться умею. Хотя и было некогда, а все равно для них находил время…
— А зимой, до весны, наверное, по курортам?.. — шуткой отозвалась невестка.
— Кто тебе такое напел? Механизатор до самой посевной корячился под трактором… Конечно, кто-то курортничал, но не наш брат, сельский работяга… Да что толковать! И Клавдия тоже видела своих деток урывками.
— У нее же был декретный отпуск! — напоминала Соломия.
— Отпуск-то был, — охотно признавался Андрей Данилович, — да в те годы учителей не хватало. Их, как и агрономов, посылали на Западную Украину. А добровольцев почти не находилось. Родители отправляли своих детей, как на тот свет. Кто в школе оставался, тот работал за двоих. За двоих работала и Клавдия. В классе — сорок душ, а дома — живность. Голодной птицу не оставишь. Возвращалась в хату, когда уже луна светила, как фонарь…. Над тетрадками засыпала.
— И нельзя было найти няньку? — спрашивала Соломия.
— Деньги нужны были. На стройку… В селе первая нянька — родная бабушка… Никита и Микола росли без бабушек. Нянькой мог быть только я, а у меня — трактор… Все равно нянчил. Оба мои хлопчика выросли возле техники.
Андрей Данилович умел рассказывать о своих близнецах — пусть невестка знает, что братья с раннего детства приучены к труду, к тому же оба головастые, особенно Микола… Его и в школе хвалили, посылали на всякие олимпиады.