Предчувствие смуты
Шрифт:
— У Миколы — женщина? Он кто — крутой? С деньгами?
— А что тут особенного?
— Не знаю, не знаю, — раздумчиво качала головой Валентина Леонидовна. — Микола не из тех, кто станет торговать живым товаром. Это мой — бывший маяк района — решился бы. Деньги он любит, тем более легкие. Как-то мне признался, что он и в партию вступал, чтоб иметь выгоду…
— Перевышко-старший тоже партийный, хотя и не член партии.
Валентина Леонидовна за свою жизнь видела много партийных, о них у нее сложилось свое мнение, а заодно она коснулась соседа и его родню:
— Партбилеты у них одинаковые, а головы разные. Поэтому и люди относятся друг к другу по-разному. Данилу Степановича, отца Андрея Даниловича, который выступил против Хрущева, в селе называли коммунистом. А мой для села — всего лишь Пунтус.
— А если подвернется халтурка? Кто из них воспользуется случаем?
Зенон Мартынович на хитрости собаку съел, внушил супруге старого Пунтуса, что все люди — каждый сам себе на уме. Простодушных нет — не в то время живем: каждый для себя что-то выгадывает, дескать, от скотника до президента люди хитрят: один жаждет за счет ближнего остограммиться, другой — положить себе в карман очередной миллион долларов.
— Ну, так как? — Зенон Мартынович вернулся к прерванному разговору.
— Спрошу Илюшку, — пообещала женщина. — Только вряд ли он что-то знает. Микола — осторожный. Отец приучил его попусту языком не молоть. Но с Юлей у него вроде дружба. По крайней мере, до последнего времени они встречались.
У Зенона Мартыновича — сразу же мысль:
— А что, если Юля по просьбе Миколы поинтересуется у Никиты? Не каждый день границу переходят женщины. Что перешли они — это уж точно, а вот куда они исчезли?
— На когда это нужно?
— Узнать? Чем быстрее, тем лучше.
— Тогда надо подождать, когда в Сиротине объявится Никита.
Такой вариант Гуменюка не устраивал. Никита — не свободный художник, он военнослужащий Российской армии, и отпуск зависит от его командиров.
Один раз пан Шпехта выходил на связь. Но много ли скажешь с помощью мобильника? В приграничной зоне все радиоволны прослушиваются. Поэтому Шпехта намекнул, что к поискам дочери подключился варшавский профессор Корниловский. Но будет ли толк? На звонки профессор не откликнулся, и Варнава Генрихович посетил Варшаву.
Для профессора было полной неожиданностью, что его дочь Ядвига, студентка львовского университета, находится в России.
— Каким ветром ее туда занесло? Моя дочка в Греции на международных соревнованиях по стендовой стрельбе, — доказывал Корниловский визитеру из Львова. — Пан, как вас?..
— Шпехта. Адвокат Шпехта, — подсказал Варнава Генрихович. — Вашу дочь выкрали чеченские боевики. Но ей удалось освободиться, конечно, не без моей помощи. Теперь она у русских, но где именно, для меня и ее друзей остается загадкой.
— А в чем моя роль?
Шпехта замялся: говорить сразу о деньгах или пока воздержаться? Нужно компенсировать хотя бы свои расходы, а там — как получится.
— Вам желательно посетить Москву, у вас наверняка найдутся друзья среди русских военнослужащих. Помнится, когда-то вы читали лекции в Военно-политической академии по военной психологии.
Поражала осведомленность незнакомого визитера. Да, в Москве у профессора были друзья, которые занимали высокие посты в Советской армии. Но той, краснозвездной армии, давно уже не было, как не было Организации Варшавского договора, в штабы которой он имел доступ как ученый.
— Здесь я ничем вам помочь не смогу, — холодно отозвался профессор и посчитал, что говорить больше не о чем.
Но гость продолжал разговор, приводя все новые и новые аргументы:
— Не мне, а вашей дочери, — наконец-то признался он об истинной цели своего визита. — Ее могут заподозрить в терроризме. Ведь русские, как вам известно, террористов не жалуют. Сошлют вашу дочку в какой-нибудь людьми и богом забытый Туруханск. Там в свое время отбывал ссылку будущий вождь России. Надеюсь, это вам известно. Был большевик еще тот — до печенок закаленный морозами.
— Но при чем тут морозы?
— Сибирь и морозы сделают из вашей дочери яростную большевичку. Тогда вы с ней наплачетесь.
«Ну и хлюст!» — подумал Корниловский, слушая болтовню львовского адвоката.
А тот продолжал, вдохновляясь, что его слушают и не перебивают:
— Украинские националисты благополучно уедут в Канаду, а остальных специалистов, если они не успеют удалиться на Запад, любезно загонят в Сибирь. Там еще много свободного пространства!
— Вы там были? — едкой репликой профессор остановил собеседника.
— Я везде побывал, — амбициозно заверил гость.
— А лично вам — что вам надо?
— Спасти вашу дочь. Она уже побывала в плену у грязных кавказских бандитов. Вам, пан профессор, это хорошо известно…
— Сколько вы просите за услугу?
Шпехта понял, что с ним торгуются. И сразу к делу:
— Предоплата, конечно, необходима. Да и расходы у меня…
Корниловский выдержал продолжительную паузу. Догадался, кто перед ним. Сказал — как ударил:
— Значит, это вы посылали мою дочь убивать русских?
— Почему я? Ваша дочь на Кавказе делала бизнес. А бизнес — дело добровольное. Ее туда никто не посылал. Она по собственному желанию…
И опять профессор сказал, как ударил:
— Врете! Вы нагло врете, пан адвокат, или как вас там… Вы ее вынуждали. Она мне призналась… — Профессор уже с трудом сдерживал гнев, с ненавистью глядел в рыбьи глаза придавленного возрастом лысеющего старика, назвавшегося адвокатом.
Профессору хотелось схватить этого мерзавца жилистыми руками и размазать по стенке. О нем ему говорили в Варшаве, что этот адвокат сочетает в себе православного священника, раввина и мулу.