Предчувствие. Сборник рассказов
Шрифт:
Фу… Кажется, прочно вышла. Муж хозяйственник, домовитый, диспетчер в РЭУ. Как раз к свадьбе квартира ему подоспела, въехали. Нагнал сантехников, плотников, электриков, они отладили механизмы и деревянные части, живи – не хочу! Переделали всю мужскую работу, он и завспоминался, закуксился: «Вера, мама моя всегда пирожки изготовляла, такие, знаешь, румяные, пухлые», – и глаза закатил в сладострастии.
А я вообще не люблю готовить! Как подопрет, предпочитаю блюда мгновенные, стремительные. А тут пирожки! Ехала с работы, забежала в хлебный ларек, купила ему пол-лотка – с капустой, с рисом(альтернатива). Надулся. А ведь взрослый мужик, пол жизни по нынешней статистике
Ладно. Ранним утром я отбыла на линию торговать набором китайских кистей и корейским кремом от большинства человеческих болезней, а мой-то благоверный тем временем, оказывается, в кулинарию устремился, за тестом дрожжевым. Вечером я еле ноги тяну, сумку, но обоняние сработало на лестничной клетке еще: ароматы, дымки из-под нашей двери.
Триумфатор пирожки на блюде сложил, горелые бока замаскировал. Я ем, восхищаюсь, похваливаю, как и положено по психологии. И стало мне его так жалко в эту минуту! ну разве он знал, с кем связался?! В прошлом году на День города я в нашем парке в «Что? Где? Когда?» участвовала. Одна из всего микрорайона угадала, что Чайковский три балета написал. На приз «Поваренную книгу» получила и набор мочалок. Ему ли со мной, обогащенной теоретически, сражаться?!
В субботу замесила тазик теста – по науке; кое-что из детства вспомнилось, от мамы. Начинка по Похлебкину, выпечка по Молоховец. Как раз свекровь прикатила: «Дай, думаю, проведаю молодых!» Пироги под клюквенную настойку хорошо пошли. Напилась я пьяна, и все показалось таким красивым, умильным – и муж домовитый, и свекровь-советчица, и я, хозяюшка. Оно, ведь, мировое устройство, совсем простое, складное – мука для жизни, дрожжи для подъема, начинка для интереса. Чего-то еще не хватает, кажется. И все силилась я вспомнить это «что-то», так уж я напряглась, аж живот заболел. Тогда закручинилась, пустила слезу и еще рюмку хватила…
Муж утром стыдил, наставительствовал. Впрочем, с некоторым удивлением даже: «Ну, Верка, ты и надралась вчера! Кричала: смерть пирожкам! Дались они тебе, эти пирожки, ну тяжело если, так не готовь, черт с тобой! Но, с другой стороны, что же теперь, я борща вдруг пожелаю, так ты в слезы и в загул? Нельзя так, Верка. Перед матерью опять же стыдно. «Где, – говорит, – ты такую нашел? Не успели сесть, в одиночку всю бутылку опорожнила.»
Да я и не пью вовсе. Что-то задумалась тогда, ослабла, настроение нашло. Жить можно, грех жаловаться. Муж не алкаш и не математик. Весна, население субботник провело, подобрало нечистоты. В магазин вот иду, машу пустым пакетом, оттуда полный понесу. А у соседнего дома толпа нарядная. Никак свадьба! Красный ковер у подъезда постелили, ребятишки, как воробьи, под ногами у гостей деньги собирают. На невесту пальто набросили, холодно еще, боятся простудить. Жених стриженый, глаженый. Молодые да счастливые – как не вздохнуть?! Брачующихся целуют – наверное, родители встречают. Все чин чином, прямо сердце радуется. Ближе подошла, гляжу – жених жвачку жует.
Дураки-дураки, куда же вы надумали, в мае-то?
Злоумышленники
Полдень. Зной. Истерический стук в дверь:
– Настя, Настя, открывайте, выходите!
Настя Назарова, женщина давно пенсионного возраста, спросонья не сразу понимает в чём дело: в страшном сне или в осязаемой яви. Стук не стихает. Настя, осторожно отодвинув занавеску, выглядывает в окошко: на крыльце топочет бабка Лебедева.
– Алексей, – будит Настя мужа, – вставай, бабка, курва, пришла, че ей там надо, спроси.
Супруги, заспанные, со смутной тревогой в душе, двигают засовом, открывают дверь. Бабка, в низко повязанном платке, в заношенном платье, в разных тапочках – черном и фиолетовом, сияет железными зубами. Взор её стальных глаз грозен. Бабка настроена решительно:
– Пошли, Настя, пошли!
– Мы и тут можем побалакать, – слабо сопротивляется Настя. Хозяин безмолвствует, покорно стоит за спиной.
– Пошли-пошли! – нагнетает напряжение бабка. Жесты её размашисты, решительны, на загорелой руке, рядом с запястьем, синеет старая наколка – “Муся”.
Супруги под натиском Лебедевой покидают крыльцо. Алексей плотно прикрывает дверь – от мух и так спасу нет.
Бабка, между тем, тянет Назаровых за ворота, снижает голос до таинственного, свистящего шепота:
– Пошли, шось покажу!
Настя упирается:
– Вот же лавка и тенёк, садитесь тут!
Но бабку с курса не собьешь. За воротами у Назаровых растут яблоня и два сливовых деревца. К одному из них Лебедева тянет супругов. Наконец, цель достигнута. Бабка начальственно хватает Алексея за рукав и спрашивает:
– Оце шо?
– Шо? – беспомощно повторяет Назаров.
– Я спрашиваю, – бабка заговорщицки озирается, – оце шо?
– Где? – глава семьи заходит в тупик. – Дерево. Слива.
– Та не, – бабка пинает ногой в фиолетовом тапке мятый проволочный ящик из-под пивных бутылок, лежащий под сливиной, – я спрашиваю: оце шо?!
– Железяка, – всё ещё ничего не понимая, отвечает Назаров. Настя слушает разговор настороженно, переводя взгляд с одного собеседника на другого.
Бабка горестно трясет головой и даже покачивается из стороны в сторону. Потом останавливает движение тела, впивается взглядом в Назарова и строго пытает:
– А откуда у вас эта железяка?
Хозяин растерянно пожимает плечами. Жена приходит ему на помощь:
– Да мы её и не видали! За ночь, может, собаки натянули! Мы нынче и за двор не выходили, что нам тут делать!
Бабка внезапно меняет тон:
– Правда, правда твоя, Настя! Так вы ничёго не знаете?
Супруги растерянно пожимают плечами. Лебедева рассказывает, торопясь, озираясь и шепча:
– Приехала нынче утром милиция на “козле” и забрала на допрос Веньку (внука), Петьку (сына) и Саньку (мужа). Кажуть: вы сдали много цветных металлов. А откуда они у вас?! Мабуть, ворованные! И увезли, увезли их! А я шла мимо дворов, так у всех железяки валяются. А наших одних забрали. Це ж тюрьма? – спрашивает она Алексея, цепко хватая его за рукав.
– У, оштрафуют и отпустят, – с облегчением успокаивает её Назаров. – Вон, Березовского отпустили и Чубайса, а ваших и подавно.
– Ничего не будет, разберутся, – утешает Лебедеву Настя.
– Да? – бабка радуется. – А я испужалася! Побегу домой, а то куры, та утки, та гуси не кормлены, – и она быстро, как на спортивной ходьбе, перебирая руками и ногами, скрывается за палисадниками.
Настя Назарова всё знает, обо всём имеет мнение. Объясняет мужу:
– Петька, он же на кране работает, грузит электромоторы. Там он их накрал!