Предчувствие
Шрифт:
Потому, она просто кусала в те редкие ночи, проведённые на своей квартире, кулаки, тряслась беззвучно, извивалась, словно от разряда электричества, и рыдала без слёз, на сухую: приговор – один год, и то с натяжкой – выворачивал наизнанку. А потом, как порядочная внучка, утром шла к бабушке, отмечая каждое изменение в морщинистом лице, чтобы банально пожелать доброго утра и обязательно, обязательно сказать, что она её любит. Далее шли репетиции, перерыв, снова репетиции, перекус на ходу, и, забив на запреты и истерики Ландау на тему нездорового образа жизни, она снова шла в больницу, где уже ждал
В этом ритме прошло несколько месяцев, очередная премьера была радостно принята публикой, а критики отметили Мию, как самую перспективную балерину десятилетия. Даже Алекс снова приехал, чтобы поддержать её и сестру. Однако для Мии всё это больше не имело значения. Отправившись на очередную ночёвку к друзьям, она с нетерпением ждала ночи, когда все уснут, чтобы тайком пробраться в комнату Алекса, поскрестись в дверь и проскользнуть внутрь, словно какая-то преступница.
Алекс выглядел очень сонным и таким домашним, что напряжение мгновенно исчезло и ему на смену пришло необычное тепло. Мия улыбнулась, обняла друга как можно сильнее и зачем-то кратко поцеловала в щеку. Тот её поступок никак не прокомментировал, потёр пальцами поцелованное место и потянул её за руку к кровати. Не зря ведь она так поздно заявилась?
– Лекс, я хочу тебя попросить о кое-чём. – Она не знала, как начать, но сделать это было необходимо. Алекс же молча выжидал. – Ты не мог бы связаться с Марго?
– Это из-за бабушки? – Конечно, он сразу смог сопоставить просьбу с фактами.
– Да. – Она кивнула. – Ты знаешь то же, что и я. – Ей и в прошлый раз было сложно даже просто напечатать Алексу об отведённом бабушке сроке, а сказать это вслух вообще не представлялось возможным. – Вдруг она сможет помочь?
Алекс поджал губы, да так, что они превратились в одну сплошную линию. Посмотрев поверх её плеча куда-то в стенку, он прогнал в голове все возможные варианты, а затем, будто очнувшись, снова повернулся к ней, глядя так понимающе, с отголосками боли на самом дне чёрных глаз.
– И ты готова обречь бабушку на проклятие?
Слова застряли в горле… Она об этом не думала раньше, точнее каждый раз забывала чем чревато переселение душ. Пока Мия пыталась собрать мысли и слова воедино, Алекс достал телефон, провёл по нему пальцем и нажал на экран. В динамике раздались гудки, на экране появилось знакомое женское лицо на фоне заднего стекла автомобиля.
– Ксандр? – Марго удивлённо вскинула бровь, а Мия тем временем подтянулась поближе, чтобы ничего не упустить. – И тебе привет, милочка.
– У Мии тут вопрос. – Алекс повернул телефон немного в сторону, чтобы в кадре большей частью оказалась Мия. – Давай.
– Кхм, Марго… Понимаешь, тут такое дело. – Боже, как же сложно это сказать! – У меня бабушка… Она в больнице, и я хотела бы…
– Нет. – Слишком резко и холодно прервала просьбу Марго. – Если она умирает. – Какая догадливая, стерва! – То тут ничего поделать нельзя. Это душа умирает, уже поздно что-то менять. – Марго прижала острый ноготь к нижней губе, бросила взгляд в сторону и вздохнула. – Если бы вы обратились, скажем, года три назад, ну или до того, как болезнь – она ведь болеет, верно? – начнёт проявлять себя, то можно было бы что-то придумать, а так нет.
Марго не извинилась, не посочувствовала, не объяснила больше ничего и просто скинула звонок. Мия уткнулась лбом в плечо Алекса, а он обнял её свободной рукой, провёл ладонью по предплечью выше, опуская на затылок и начал гладить, нежно-нежно.
– Я думаю, тебе стоит провести с ней как можно больше времени и хорошенько постараться, чтобы она тобой гордилась.
Хриплый шёпот Алекса завораживал, обволакивал и наполнял пропитанную горечью грудную клетку ощущением покоя и смирения. Мия не сразу поняла, что ядовитый шипастый цветок внутри её сердца начинал тускнеть и терять свой блеск, когда рядом оказывался Алекс, впитывал обратно токсичный дым и втягивал колючки.
– Мне жаль, что я не могу тебе помочь.
– Ты и так мне помог. – Не осознавая зачем, Мия потянулась вверх, прикрыла глаза и вполне целомудренно коснулась губ Алекса своими.
– Не за что, – ответил тот на тактильное «спасибо».
Мия принесла в больницу распечатку с официального портала, где в топе лучших было указано её имя. Она красовалась, стоя перед больничной койкой, даже улыбалась почти искренне, вызывая улыбку в ответ. Лидия гордилась ею и не уставала это повторять, говорила, что у неё самая лучшая внучка в мире, что она стала совсем взрослой и самостоятельной, и просила пообещать только одно:
– Будь счастливой.
С того момента Мия принялась регулярно копаться в себе в поисках простого вопроса: «Что значит для меня счастье?». Счастье – это здоровая бабушка, с гордым видом смотрящая на неё. Счастье – это улыбающийся Алекс, без того странного разбитого выражения в глазах, что можно заметить только если присмотреться. Счастье – это взаимная любовь, не вызванная связью и не обусловленная ею же. Счастье – это отсутствие рамок и ограничений в выборе собственного жизненного пути. Мия ещё никогда не чувствовала себя такой несчастной.
Она продолжала разрываться между репетициями и больницей, всё реже созванивалась с Алексом, каждый раз удивляясь тому, насколько взрослым он становится, меняясь и возмужав. Неосознанно Мия любовалась им на экране смартфона, глядя, как Алекс стягивает пиджак и расслабляет галстук. Такой серьёзный, деловой – усмехалась она про себя. Алекс в свою очередь вслух замечал, что и она изменилась, даже в характере. Мия накручивала прядь светлых волос на палец, смотрела на него с хитрецой, но никак не комментировала его слов. Видимо, Алекс был прав, она действительно преобразилась в некотором роде.
Чаще Мия стала замечать, что ей уже плевать на мнение критиков, Ландау и даже зрителей, что не волнует больше Владислав, хотя боль в бедре никуда не ушла, а душевные терзания при вечернем «эротическом киносеансе» вызывают только отвращение и немного раздражение. Танцы больше не заполняли лёгкие и душу, ведь смысл её жизни сейчас дотягивал последние месяцы в больнице, и осознание этого приносило страх в каждый будний день, который мог стать для Лидии последним.
– Нет ничего важнее семьи, – говорил Алекс.