Предчувствие
Шрифт:
– Это комната занятий для младших господ.
Она осматривает оснащённый балетный зал: зеркальные стены, с расположенными по периметру деревянными станками, фортепьяно неподалёку от входа, специальный линолеум на полу. Если бы не отсутствие окон, было бы идеально, но на потолке множество маленьких светильников, восполняющих недостаток света. Вопрос вырывается раньше, чем она успевает хорошенько всё обдумать:
– А почему зал не закрыт, как остальные комнаты?
– Господин Севастьян приходит порой музицировать.
– Севастьян? – Мия игнорирует раздражающее «господин».
– Сын госпожи Марго.
– О, – вырывается тихий возглас удивления.
Точно,
Глава 5. Новое тело
Пробуждение даётся с трудом. Тело будто вывернуто, и не получается сразу понять где какие конечности, вместе с этим приходит осознание того, что она сделала. Рывком Мия всё же умудряется сесть и запускает обе ладони в волосы, с силой оттягивая пряди. Что же она, чёрт побери, сделала. Одна в чужой стране, в странном постороннем доме, в новом непокорном теле… Идиотизм чистой воды. Но у неё есть Лекс, который обещал вернуться. Понимание собственной безрассудности, беспечности и слабости рвёт многострадальную душу на части, вот только уже поздно что-то менять. Единственный выход – дождаться соулмейта и свалить, как можно дальше и быстрее. А что потом?
Неприятный холодок пробирается по позвоночнику выше, сковывает каждую мышцу, заставляя напрячься. Неуклюжее движение, рывок, и Мия оказывается на полу: шипит зло, силится подняться, что удаётся только с четвёртой попытки. Она приближается к зеркалу, упираясь обеими руками по сторонам от отражения и смотрит пристально, недоверчиво, разглядывая свою внешность.
В ответ загнано глядит незнакомка: прямые цвета кофе с молоком волосы чуть выше плеч, пробор на правом боку, острые, ярко выраженные скулы, тонкий прямой нос, губы пухлее привычных, немного ассиметричные, и глаза орехового цвета – зелёно-карие с тёмным ободком по краю радужки. Она стягивает с себя кофту, проводит руками по резким формам ключиц, скользит по смугловатой коже, прослеживает движением впалый живот, поддевает резинку свободных джинс, оттягивает, рассматривает новую себя и вздыхает.
Двадцать два, да? Вспоминая вчерашнее, она лишь немного ниже Алекса, но выше прежней себя, хотя такая же худая и обманчиво хрупкая. На теле ни единого шрама, ни одной родинки, лишь слегка обрисованные мышцы на руках и животе, а вот бёдра и ноги сильные, как прежде, словно родные.
Мия не спеша сгибает и разгибает пальцы, локти, затем ноги, прокручивает запястья и ступни, потом потягивается всем телом, каждая частица которого изнывает каким-то непонятным ощущением, и думает, что надо поесть, нельзя изводить новый организм.
В доме никого не обнаруживается, ни души, одна темнота и пустота. Вот где стоит снимать фильмы ужасов: чего только стоит эта атмосфера загадочности, жути точно напустит даже на самого смелого. Единственный признак того, что тут всё-таки кто-то обитает – до отказа набитый холодильник. Мия закидывается первым же, что под руку попадается, и, придерживаясь для страховки за стены, проходит к тому самому бальному залу.
Тихо так, что хоть волком вой. В другое время она бы наверняка молилась на это полное одиночество, но не так, не в таком месте. От мыслей отвлечь может лишь привычная тренировка, в которой хоть и нет смысла, но это – то самое, оставшееся от прежней жизни, что успокаивает совсем как в период страданий от обречённой связи. Зайдя в зал, первым делом Мия становится у станка. Надо вспомнить, как когда-то, руку вверх и в сторону, давай же, Савицкая! И тут же вслух чертыхается. Новая попытка, ну, Абилева! Получается, также легко, также плавно, ноги двигаются сами, и она отпускает себя, позволяет памяти тела взять вверх.
Мия плывёт, скользит, летит, ведомая неизвестными рефлексами. Танец получается сам собой, каждый прогиб и новое па – это не она и она одновременно. Определено, кем бы эта девушка не была, танцы – её стихия. Сразу захотелось узнать о ней больше. Пока Мия думает у кого бы лучше спросить, раздаётся звонок. Новый телефон, найденный в штанах с утра, звенит стандартной трелью. Этот номер она узнает из миллиона.
– Лекс?
– Не разбудил? – Услышав отрицательный ответ, он продолжает: – Как ты?
– Тестирую новое тело. – Мия фыркает. – Оно странное.
– В каком смысле странное? – Напряжение в его голосе чувствуется даже через трубку.
– Мне кажется, она была танцовщицей или типа того. – Мия прижимается поясницей к станку и на полном автомате вытягивает одну ногу в носке в сторону, хмурится. – Точно…
– Тебе там… – Алекс подбирает слова. – Не скучно?
– Хочешь знать, не пугает ли меня этот жуткий особняк? Или боишься, что мне одиноко?
Молчание по ту сторону, как подтверждение её догадкам, и от этого сразу становится легче. Сама не замечая, Мия вытягивается по струнке, становясь на носки, одной рукой придерживая смартфон, второй цепляется за поручень:
– Я хочу знать кто она. Стоит спросить у Марго?
– Пожалуй. – Уклончивый ответ и совсем неожиданно. – Я соскучился.
Судорожный выдох, и невесть откуда взявшееся тепло появляется в груди. Мие кажется, что этот её вздох разнёсся по всему особняку, а на лицо так и просится улыбка.
– Я тоже. Эм, Лекс… А у тебя видений ещё не было?
Молчание затягивается, слышен лишь стук пальцев по чему-то твёрдому, но она привыкла, ради такого можно и подождать, дать бывшему другу возможность собраться и сказать всё честно, но услышанное даже немного разочаровывает.
– Нет. – Опять долгая пауза. – Может, дело в том, что эмоции недостаточно сильные.
– Может.
Мия не хочет признаваться даже себе, что это ей не нравится, но Алекс прав. Откуда было взяться сильным эмоциям, когда она, настолько уставшая от перехода, вчера и вовсе была не в себе. Причём, как фигурально, так и буквально. Из размышлений вырывает ставший родным голос:
– Я поговорю с Марго, чтобы она дала информацию об этой девушке.
Она не прощается и слов прощания не ждёт, а просто скидывает входящий. Чисто детский поступок, поэтому Мия злится на себя сильнее. Нельзя так, Лекс не виноват. Но иррациональный страх, что всё может повториться и её снова не будут ощущать в то время, как она страдает, никак не хочет покидать разум. Возродившаяся заново Мия пытается убедить себя, что Алекс не такой, лучше Влада, не посмеет предать и обмануть, но это не помогает. Только тело, словно отдельно от своей обладательницы, двигается под несуществующую мелодию по всему залу: раскрывается, изгибается, извивается и порхает, будто живёт своей жизнью.