Предел бесконечности
Шрифт:
– А что же ей сказать?
– Стас опешил от хладнокровия, с которым Анна выдала последнюю фразу.
– Да что угодно - сбежал, лежит в госпитале. Хотя нет. Скажите, просто пропал. Пусть ждет.
Пока в коридоре жилого крыла базы Стас говорил с Анной, в кабинете доктора Жулавского состоялся другой разговор.
– Филипп Алексеевич, я не могу присутствовать при вашей встрече с сестрой, - Орион прямо смотрел на создателя, стоя на вытяжку перед рабочим столом.
– Что еще за фокусы? Ты мне нужен здесь!
– Узнав меня, Анна Алексеевна окажется под
– Я сказал, будешь тут торчать!
– Филипп оторвался от кресла.
– Филипп Алексеевич, вы рассуждаете нелогично.
– Тьфу! Сколько раз тебе говорить: не смей меня поучать!
По интонации босса индивид определил, что его предложение уже принято. Все остальное - присущее человеку упрямство.
– Ладно, проваливай к себе... Эй, стой! Точно мне скажи, что ты сделал с трупом и с машинами?
Ориону пришлось вернуться и изложить историю слово в слово в четвертый раз за истекшие сутки.
– Тело человека поместили в салон автомобиля Анны Жулавской на место водителя. Ее машина и две машины, предназначенные для захвата, были взорваны по истечении 30 секунд с момента отъезда. Применена взрывчатка...
– Всё, дальше не нужно, - оборвал Филипп.
Накануне, когда Стас и Филипп потребовали повторить сцену похищения в деталях, Орион предположил, что его заподозрили во лжи. Он тщательно проверил память пятерых Продуктов, задействованных в операции, и даже исследовал останки "списанного" шестого, которому отважный телохранитель журналистки сломал хребет. Утечка информации исключалась. Продукты-бойцы были сконструированы так, чтобы не запоминать происходящее без специального приказа. Тогда Орион пришел к выводу: создатель боится юридических последствий якобы произошедшего убийства.
Индивид давно понял, что законы в официальных документах и законы, существующие в человеческом обществе, имеют большие различия. То, что на бумаге называлось "преступлением", часто считалось "объективной необходимостью". Дальнейшие рассуждения привели к построению достаточно простой схемы: в обществе наличествуют несколько множеств субъектов, которые а) исполняют закон, б) прислушиваются к законам и в) игнорируют законы в соответствии с собственными правилами. Критерием принадлежности к каждому из множеств был уровень обладания властью. Орион оказался среди субъектов, однозначно относящихся к множеству "в". Следовательно, обязанности "исполнять закон" у него не было, и опасения доктора Жулавского являлись безосновательными.
Однако что-то все-таки остановило его палец, до определенного момента уверенно лежащий на курке. И это "что-то" не поддавалось логическому разбору так же, как движения и мысли, возникающие под воздействием воспоминаний об Анне. Индивид допускал, что его поступок возымеет неприятные последствия, но временно отложил самоанализ по причине недостатка данных.
Оставался другой, более актуальный вопрос: что заставило его привезти на базу девочку с неадекватным мышлением. Версия для босса звучала так: "Ошибка идентификации - неверно определен возраст. Посылка: несовершеннолетний ребенок женского пола один в безлюдной местности. Следствие: физическая гибель с вероятностью семьдесят пять процентов. Вывод: доставить на базу для дальнейшего проживания".
Орион предвидел, что выслушает от создателя в ответ на заготовленную речь. Но дело сделано, и девочка находится в лаборатории. С ней предстоит наладить контакт. С какой целью? Он не решил. Хотя где-то глубоко в мозгу, независимо от рассудка, ответ уже имелся. Раздвоение мышления, замеченное вскоре после первого контакта с Анной Жулавской, индивида серьезно беспокоило.
Анна шагнула в кабинет и застыла. Ей показалось, что за столом у противоположной стены сидит отец. Мужчина поднял голову, и Анна вздохнула. Филипп походил на отца разве что фигурой. Во всем остальном близкое сходство с Алексеем Жулавским отсутствовало.
– Анна!
– Филипп встал ей навстречу.
– Здравствуй, братец, - она постаралась придать своему голосу как можно больше холода.
– Как я рад тебя видеть! Располагайся, - Филипп показал сестре на кресло.
– Ты, кажется, куришь?
– он придвинул ей распакованную, но полную пачку сигарет.
Анна медленно, демонстрируя длинные ногти с хорошим маникюром, выдернула одну и прижала губами. Брат, неуклюже перекинувшись через стол, чиркнул зажигалкой.
– Ты стала прямо красавица, Анюта!
– Ты приволок меня сюда, чтобы полюбоваться?
– Анна затянулась и выпустила облачко дыма.
– Я искал тебя. Мы не виделись десять лет!
– Одиннадцать.
– Какая разница! Я рад, что ты здесь. Где ты пропадала? Ты исчезла из всех баз данных, из всех адресных книг!
– Меня спрятали незадолго до ареста отца.
Филипп нахмурился. Анна тоже изобразила на лице горечь потери.
– Как все глупо получилось с папой, - произнес доктор Жулавский.
– До сих пор в голове не укладывается. Последнее, что он успел сделать в жизни, так это уберег тебя от клейма позора.
– Последнее, что он сделал, это довез меня до автобусной остановки, чмокнул в лоб и велел хорошо учиться, - отчеканила Анна.
– А спрятал меня Антон. И давай не будем играть в добропорядочных детишек. Отцу уже не поможешь.
Филипп не ожидал такого напора и слегка растерялся.
– Как хочешь... Ты не знаешь, Антон остался жив после повсеместной "чистки" индивидов? Я нигде не нашел упоминания о нем.
Анна отрицательно качнула головой.
– До того, как твои вонючие грубияны накинулись на нас в лесу, я была в отцовском доме. Там пусто, как на кладбище.
– Да, - вздохнул Филипп.
– Кое-что мне удалось раздобыть, но далеко не все. Ты знаешь, чем я занимаюсь?
– Осторожнее, Фил, ты говоришь с журналистом, - усмехнулась Анна.
– Причем с отличным журналистом!
– рассмеялся брат, хотя ничего смешного девушка не видела.
– Ты прирожденный журналист. В жизни не встречал более любопытной и изворотливой девчонки. Сколько раз я, помнится, выпроваживал тебя из шифоньера в моей комнате!
– Я была ребенком. Так чем ты занимаешься?