Предел бесконечности
Шрифт:
– Нет...
– Ты неправду говоришь. У тебя на лице одно, а внутри другое. И ты всегда что-то придумываешь. Поэтому сохнет твой цветок. Но ты не бойся. Очень много людей живут без цветка. Тебе не будет больно.
– А кому без цветка больно?
– решилась спросить Анна.
– Тем, кто тебя любит. Им больно, если цветок засыхает. Глебу очень больно.
– Глеб любит тебя, а не меня.
– Ты опять думаешь неправильно!
– Тамара выпрямилась.
– Почему ты всегда думаешь об этом неправильно? Уходи.
– Хорошо. Я потом загляну к тебе, можно?
Девочка смотрела
Глава 17
Лица
Глеб долго пытался объяснить Чернышу, как взять след, но молодой пес решил, что новый хозяин приглашает играть. Он лаял, прыгал по почерневшим сугробам, хватал ветки и тыкал человеку в руки. Когда ветка отлетала в кусты, пес кидался за ней и с чувством выполненного долга приносил назад. Глеб испробовал всё: и "ищи!", и "нюхай!", и даже "фас!". Но Черныш, похоже, понимал единственную команду - "апорт".
Парень до деталей восстановил в памяти рассказ Антона о собаке. Черныш родился в доме прошлой весной, когда в одинокий коттедж забрела щенная сука. Сука вскоре пропала, два щенка погибли от холода, а Черныша Антон принес к себе и выкормил синтетическим раствором, близким по составу к материнскому молоку. Пес быстро окреп, научился добывать себе еду в лесу, но по зову хозяина приходил домой каждый день. Антон использовал звуковой сигнал, чтобы приманить собаку. Глебу удалось имитировать манок. На его свист Черныш охотно отзывался. Но как заставить собаку идти по следу, парень не знал.
– Ладно, приятель, пора двигать к шоссе, - вздохнул Глеб и осторожно поднялся.
Кости еще не срослись, но оставаться на месте он больше не мог. Опираясь на длинную палку, он выбрался на грунтовую дорогу, где два дня назад машину остановили похитители, и с тоской подумал о Тамаре.
Где она? Что ей предстоит пережить? Уцелеет ли на безумном вираже? И кто подстроил этот драматический поворот на дивном пути к горизонту?... Ни одна дорога не обходится без потерь.
Ее я не потеряю! Я дойду...
– комок чувств перекатывался внутри. Болело уже не тело - к этой боли Глеб привык. Болела душа.
Черныш вдруг завертелся на месте, уткнув в землю мокрый черный нос. Глеб остолбенел. Четвероногий спутник вынюхивал оплывший след шин на талом снегу.
– Черныш, ищи... Ищи, Черныш!
– шепотом, чтобы не спугнуть слабую тень надежды, выговорил парень.
Пес по-взрослому зарычал и потрусил вперед, низко опустив лохматую голову.
Сломанное колено болело страшно, но, опасаясь, как бы Черныш не потерял путеводную ниточку к Тамаре, Глеб упрямо ковылял за собакой. Посох - ствол погубленной непогодой юной березки - прогибался под тяжестью тела. Сознание мерцало, реальные и фантомные тени застилали глаза, прогалины кружились в безумном хороводе, а ветер, пропитанный мелким дождем, вбивал в мозг бессвязные фразы. Глеб старался сосредоточиться на чем-либо конкретном. Черная спина пса, хруст наста под ногой, стук крови в висках, немой ритм и застрявшие в памяти слова "Парус! Порвали парус!..." Давным-давно песня вызвала яркий выплеск эмоций, заставивший рассудок формировать ассоциативную базу. Текст и мотив были забыты, но закрученный до предела сгусток нервов и воли стал своим.
Показалась развилка. Глеб смутно помнил этот поворот. Не позволив себе ни минуты передышки, он продолжил движение, но не прошел и десятка метров, как услышал за спиной призывный собачий лай. Черныш сидел на перепутье, и Глебу показалось, что на черной выразительной морде пропечаталось недоумение. Чуть только хозяин остановился, пес вскочил и побежал по левому ответвлению обледенелого проселка. Парень посмотрел вокруг. Дороги вроде бы ничем не отличались друг от друга. Однако он медленно повернулся и, подволакивая больную ногу, направился за лохматым проводником.
Сгустились сумерки, когда человек и собака выбрались на шоссе.
Чистая асфальтовая трасса, с которой солнце давно стерло снег, черной лентой раскинулась с запада на восток. Каждый день по ней проносились автобусы, грузовики, легковые автомобили. Черныш несколько минут метался по обочине, выскакивал на середину шоссе и, поскуливая, нюхал мокрый асфальт. Морось сыпалась из сизых размазанных туч. Глеб с надеждой взглянул на небо. Поисковой собаке легче работать именно в такую погоду - он слышал это, или где-то читал. Но ни один, даже опытный выдрессированный пес не способен взять след машины на проезжей дороге.
Тем не менее, неподвижное ожидание чуда существовало несколько минут прежде, чем уступило место очевидному поражению. Глеб тяжело опустился в снег и подозвал собаку.
– Ничего, приятель, мы как-нибудь справимся, - проговорил он, приласкав понурившегося пса.
– Ты молодец...
Черныш неуверенно повилял хвостом.
Глеб прикрыл глаза и постарался максимально расслабить тело.
Тома, Томочка... Куда мне теперь, сестренка?...
– он представил Тамару и фургон, уносивший ее в неизвестность. Гул леса над головой, шорох дождя, резкий рев промчавшейся мимо машины остались вне восприятия. А нечто горячее и неуемно тревожное потянулось издалека, тронуло грудь и вдруг отчаянным жаром вспыхнуло на лице. Глеба качнуло. Рука провалилась в колючий сугроб.
Он медленно поднялся, не отрывая взгляд от блеклого пятна над горизонтом там, где садилось солнце. Если тень сомнения и мелькнула где-то в глубине, до сознания она не добралась. Интуиция уверенно взяла верх над рассудком.
Глеб поднял сумку и посмотрел на Черныша. Чуткий пес, прижав уши и вытянувшись, как стрелка компаса, повернулся на запад.
___________________
Стас нашел Филиппа на опытной площадке. Протиснувшись в узком проходе между двумя увлеченными своим делом сотрудниками, он приблизился к боссу и остановился за его спиной. Доктор Жулавский ревностно наблюдал, как врач, просунув руки в "рукава" стерильной камеры, вводит стимуляторы в человеческое тело, распластавшееся на столе под стеклянным колпаком.
– Из этого экземпляра получится настоящий гигант!
– прокомментировал Филипп.
– Развивается в два раза быстрее остальных!
– С чего это вдруг?
– Разбираются. Кажется, материал оказался нестандартный. Ты гляди, какой красавец!
Стас посмотрел на голое тело за стеклом и поморщился. Продукты даже в одежде выглядели отвратительно, а вид обнаженного вообще вызывал приступы тошноты.
– Ты зачем дал Анне полный доступ?
– спросил Стас, отвернувшись от "окна" камеры.