Предел напряжения
Шрифт:
– Середины, значит, нет?
– спросил Макс.
– Вы меня удивляете, Мэтью. А что вы скажете о цели как результате прогресса?
– "Сила жизни" Шови? Аргумент атеиста, оправдывающий его дальнейшее существование Вы меня удивляете, Макс.
– Но вы же не можете не принять это'во внимание! И фамилия его была не Шови, а Шоу. Впрочем, мне понятны ваши заблуждения. Конечно, я не надеюсь, что мои слова хоть чём-нибудь помогут, но беда ваша в том, что вы становитесь все более надменным.
– Мы, читающие "Искатель", -
Вездесущий телеэкран занимал большую часть стены слева от Лаберро и справа от Макса. Лаберро нажал одну из кнопок на своем столе, и экран ожил. Группа стройных девиц в шелковых, туго облегающих рейтузах и золотых туфельках, высоко задирая ноги, исполняла джигу под хриплый аккомпанемент мелодии весьма дурного пошиба. Камера, следуя за ними, подробно, слишком подробно, знакомила зрителя с телосложением каждой девицы.
– Филадельфия, - провозгласил Лаберро.
– А теперь Голливуд.
Диктор объявил: "Приглашаем вас на "час культуры". Великое наследие прошлого. Прежде всего, по просьбе наших многочисленных зрителей, шедевр двадцатого века - "Голубая рапсодия" Гершвина".
Камера запорхала вокруг оркестра, особенно выделяя сладкозвучную группу смычковых инструментов.
– Лондон, - пояснил. Лаберро.
Смутные фигуры метались и скользили в море тумана. А вокруг амфитеатром расположилась неистово орущая толпа. Комментатор хрипло выкрикивал: "Мяч у Рис-Уильямса! Он отдает его Джонсу. Прекрасный пас! Отличный лас! О-о-о - мяч утерян! По-моему, мяч утерян! Да, опять схватка! Какая великолепная игра!".
– Дели, - сказал Лаберро.
На этот раз телевикторина. Либерро выключил телевизор.
– Выбор сделан наугад, - заметил он.
– И все это во второй половине двадцать второго века! Ну-ка, скажите что-нибудь в его защиту! Я жду.
– Я и не собираюсь его защищать, - мягко возразил Макс.
– Но вы-то, вы? Неужели все это вам настолько ненавистно, что вы оправдываете свое намерение стереть жизнь с лица земли?
– В оправдании, - ответил Лаберро, - нуждаются только слабые духом. У меня же нет сомнений. Я могу это сделать, а то, что я на это способен, уже само по себе есть оправдание.
– А как же дети?
– спросил Макс.
– И животные?
– Не пытайтесь взывать к чувствам. Сентиментальность - признак глупости. Дети становятся взрослыми. Животные тоже умирают, и подчас мучительно. Конец всегда одинаков независимо от того, наступает ли он мгновенно или ему предшествует длительная агония"
– Тогда вспомните о себе, - проговорил Макс.
– Вы готовы к смерти?
Каждый человек, каждое живое существо, - медленно ответил Либерро, умирая, уносит с собой целый мир. Но это мир субъективный. Я же унесу с собой мир объективный, миллиард миллиардов миров. Верите ли вы, что я действительно с нетерпением жду. того мгновения, когда нажму вот эту самую кнопку?.
И палец Лаберро чуть прикоснулся к маленькому зеленому кружку на пульте управления
– Да, - ответил Макс, - верю.
– Он помолчал, - И вы хотите, чтобы весь мир знал о том, что должно произойти? Для чего? Из чистого садизма?
– Нет, - мрачно возразил Лаберро.
– Я хочу предупредить людей. Будет несправедливо, если их не предупредить.
Макс понимающе кивнул головой.
– Ваш телеэкран подключен к видеофону?
– спросил он.
– Да, - ответил Либерро.
– А что?
– Соедините меня с кабинетом Сильвестро. Лаберро секунду недоуменно смотрел на него. Потом сказал:
– Пожалуйста.
На экране появился кабинет Сильвестро. Сам Сильвестро сидел. Менигстайн стоял рядом.
– Что скажете?
– спросил Сильвестро.
– Докладываю, - ответил Макс.
– Подтверждаю, что директор Лаберро попрежнему настаивает на осуществлении своего намерения. Взрыв, видимо, будет произведен в задуманное время. Необходимо тотчас принять срочные меры по эвакуации как можно большего количества людей на Марс и Венеру. Необходимо также сообщить людям о том, что должно произойти.
Сильвестро склонил седеющую, голову.
– Согласен, - он взглянул на Лаберро.
– Вы подтверждаете, что в нашем распоряжении есть еще три дня?
– Мои намерения остаются прежними, - ответил Лаберро.
– Три дня у вас есть.
– Вы не согласились бы на всемирную диктатуру?
– Я не дурак и прекрасно понимаю, что в тот момент, когда я покину пульт управления, от моей власти не останется и следа. Так им и передайте.
Экран погас, но Макс продолжал сидеть в своем кресле и смотреть на Лаберро.
– Вам тоже пора, Макс, - сказал Лаберро.
– У вас, наверное, есть свои дела.
– Заниматься делами стоит только тогда, когда знаешь, что мир будет существовать, - ответил Макс.
– Если же осталось всего три дня, то незачем, по-моему, тратить время на беготню. А мне и здесь неплохо.
– Интересно...
– как-то странно протянул Лаберро. Как вы думаете, хлынут ли сюда люди? Ускорит ли их слепая ярость назревающие события?
– он помедлил.
– А вдруг Сильвестро меня обманывает?