Предел приближения
Шрифт:
Она хотела еще что-то сказать, но Талия, вмешавшись, остановила подругу:
– Маш, довольно уже.
По виду девчушка была лет на девять моложе моей соседки и, наверное, воспринимала Талию не иначе, как старшую сестру. После коротких ее слов, Маша немедленно замолчала, хотя по-прежнему продолжала стоять на моей дороге. И так и не уступив, задала другой вопрос:
– Ты давно здесь живешь? В смысле, совсем уже переехал, или еще приходящий?
– Месяц как поселился.
– И за это время... все, молчу, молчу. До сих пор приводишь хоромы в порядок?
– я кивнул. Маша старательно изображала младшую сестру, до которой нет никому дела и за которую никто не отвечает.
– У тебя, кажется, две комнаты? Я вижу, все деньги ушли на покупку.
Талия нахмурилась, но я рассмеялся. Давно уже не слышал такой откровенной болтовни и столь же откровенного любопытства. Некоторая скованность, бывшая прежде меж мною и моей соседкой, теперь исчезла. Талия улыбнулась вслед за мной, и Маша, верно восприняв этот сигнал, продолжила расспросы, к которым теперь присоединилась, с моего бессловесного позволения и ее подруга. Пока бразды нашей беседы находились целиком и полностью в Машиных руках, девчушка удовлетворяла свое любопытство, а я отвечал ей, охотно и без какого-то принуждения. Рассказал о работе, "главбух, это звучит гордо", съязвила неугомонная, - о том, каким образом досталась мне эта квартира - "значит, фирма, подарив тебе ее, просто купила тебя лет на двадцать вперед. Или сколько ты будешь выплачивать им из своей зарплаты. Кстати, какая она у тебя?"
– Чуть больше половины одного квадратного метра жилплощади, отшутился я.
– За десять лет не управишься, - серьезно сказала Талия, и эта ее серьезность завела Машу еще больше. Мы как-то так сошлись взглядами в этот момент... словом, ее веселость заразила и меня. Я вспомнил анекдот, довольно старый, о новоселах, потом еще один из той же серии. Смех Маши был неподражаем. Улыбка Талии - наверное, она уже слышала все эти шутки, - в противоположность подруге, - тоже. Я стал рассказывать еще один, искоса поглядывая на свою соседку.
Она стояла, прислонившись к стене, и с видимым интересом наблюдала. За мной и за Машей, мы оба были в фокусе ее внимания. К кривляньям и шуточкам своей подруги она привыкла и теперь любовалась моей реакцией на Машу, реакцией, должно быть, непосредственной и весьма сумбурной. Она улыбалась в нужные мгновения, когда мы оба вспыхивали смехом, и поддерживала наши фразы своими репликами так, чтобы разговор не затухал, тыкаясь в глухие стены, а велся свободно, как ему заблагорассудится. И все же она была отстранена как-то от нас, отстранена незаметно, почти нечувствительно, наверное, она привыкла вот так вот отстраняться во время любого разговора, чтобы взглянуть на собеседника со стороны, другими глазами. Она словно бы экономила силы в слишком активной беседе, перекладывая большие затраты на поддержание темпа на других. Мне, человеку, привыкшему работать не столько с цифрами, сколько с людьми, стоящими за ними, их создающими или претворяющими в жизнь, и потому считавшему себя неплохим знатоком и бумажного и человеческого, все же далеко не сразу стало заметна эта черта характера Талии; впрочем, в те дни я меньше всего задумывался над подобными вещами. С превеликим удовольствием я ловил, как бабочек, разноцветные мгновения веселья, счастливый уже тем, что принят в доселе закрытый круг общения, и аккуратно складывал их в закрома своей памяти. Все же не так часто подобное происходит со мной. То были минуты, имеющие легкий, едва ощутимый, - благодаря Маше, конечно, - аромат бесшабашной юности, уже подзабытый мной за синим экраном дисплея, за горами распечаток, за колонками цифр, за вечной серьезностью занятий, и вспоминаемый последнее время совсем нечасто, почти всегда лишь во снах.
Последний мой анекдот уже не произвел на Машу прежнего воздействия, должно быть, ей, как ртути, требовалось что-то иное, и постоянная смена ощущений была ее целью. Потому она пригласила меня, и Талию заодно, к ней, моей соседке, в гости.
– Ты же не видел раньше, так сейчас хоть посмотришь. Для тебя это будет невосполнимое ощущение.
Провожая нас в квартиру - кот медленно пятился перед ней, не зная как
Я неожиданно оказался в кратком одиночестве - и вошел последним. Маша довела подругу до гостиной, посадила на диван. Рядом с ней сел я. Сама же Маша расположилась напротив, в кресле и, тут же спохватившись, вскочила и исчезла в кухне с намерением приготовить чаю. Мгновение - она оставила нас наедине.
Наступила нерешительная, томительная пауза, какая бывает, когда самый шумный и активный участник беседы неожиданно покидает круг собравшихся. Талия смотрела прямо перед собой, я же искоса разглядывал хозяйку, в особенности отчего-то ее ладони, плотно сжатые меж коленей. Наконец, она повернулась ко мне - я едва успел отвести взгляд.
– Ты действительно не против?
– спросила она.
– А то Маша, как ты уже убедился...
Я стал отнекиваться, Талия откинулась на спинку дивана, подавая мне пример. Колени наши соприкоснулись, она поспешила вернуться на нейтральную территорию, чуть отодвинулась к валику. Совсем незаметно, и при этом вполоборота повернулась ко мне.
Из кухни появилась Маша, ее голова показалась в двери гостиной:
– С чем чай пить будем? Я конфеты нашла, только их немного. Аля у тебя есть еще что, или ты (вопрос уже мне) обойдешься малым?
– и тут же без паузы: - А квартира тебе как, ничего, а?
Я не успел ответить, не стала отвечать и Талия, - Маша исчезла прежде, чем я успел открыть рот.
– Если не секрет, где ты так хорошо устроилась?
Талия улыбнулась.
– Ты о квартире, да? Это скорее наследственное.... Но раз на то дело пошло, я работаю начальником отдела по связям с общественностью в одной фирме.
– Крупной фирме, - я обвел взглядом комнату.
– Крупной фирме, - согласилась она бесхитростно.
– Я на хорошем счету, вот и...
Фраза осталась неоконченной.
– Вознаграждение соответственное, - подсказал я. Талия снова кивнула.
Я задал ей еще несколько вопросов, на ту же тему, словно компенсируя тот водопад, что обрушила на меня ее подруга; Талия отвечала спокойно, без обиняков и недомолвок, коротко и ясно, словно, как и я, считала себя обязанной оказаться в схожем положении расспрашиваемого. Она не стала скрывать размеров оплаты своего труда, напротив, сама подсказала верхние и нижние пределы и веско добавила о комиссионных, получаемых с каждой, удачно проведенной сделки, а в завершении призналась, сколько заплатили за квартиру родители, сделавшие единственной дочери подарок на двадцатипятилетие, - так вот, значит, каков возраст моей соседки.
Она отвечала, прямодушно и бесхитростно, кажется, испытывая меня своими ответами. Снова наблюдала за малейшими подвижками, едва уловимыми изменениями в чертах лица, в коих находили отражение мои мысли, сменявшие друг друга после каждого ее ответа. Отвечая мне, она, а вовсе не я, решала, что за человек сидит перед ней, каков он в мелочах и в главном, что таится за отраженными на лице мыслями, какие силы производят эти подвижки и как их можно означить. Она не торопясь выносила мне вердикт - я чувствовал, буквально кожей, как решается будущее наших отношений. При этом взгляд Талии блуждал в пространстве, ни на чем не останавливаясь, лишь изредка она встречалась со мной взглядом и тут же отводила его, воспринимая мои вопросы только на слух, и, отвечая, так же на слух оценивала мою реакцию. Лишь раз она отвлеклась, вздрогнула, услышав на кухне резкий стук, но снова приняла прежнюю позу и, так же исподволь, продолжила изучение своего соседа.