Предел приближения
Шрифт:
Она остановилась и посмотрела на меня. Потом медленно, с трудом подбирая слова, как это бывает в тяжелом разговоре, сказала:
– Извини. Это бывает у меня иногда. Просто не обращай внимания.
Я искренно кивнул. И предложил поужинать вместе.
– У меня не Бог весть что, но я могу соорудить...
– Не надо. Наверное, лучше будет, если я закажу пиццу. Ты не будешь против.
Этим она освободила примерно полчаса для разговора, полчаса, на которые, кажется, очень рассчитывала.
Некоторое время мы просто молчали. Талия хотела что-то сказать, но затем она повернула голову к окну, вновь оказавшись наедине с собой. Кажется, она ждала чего-то от меня, какого-то продолжения, нескольких слов о городе от моего лица. Наверное так следовало
Она внимательно смотрела, и я понял, что Талия разглядывает мое отражение в окне. Я сказал:
– Ты права насчет города. Примеров тому тысячи.... Знаешь, я хочу рассказать тебе об одном. Этот случай произошел совсем недавно, и я буквально...
– я запнулся, не находя слов. Талия внимательно слушала.
За дверью послышались приглушенные шаги. Нет, для разносчика еще рановато.
– Февраль, если помнишь, выдался очень теплым. К двадцатым числам уже и снег сошел. Дороги просохли, некоторые оптимисты стали "переобувать" своих железных коней на летнюю резину.... Это все еще вступление к теме, не знаю, необходимо ли оно тебе так, как мне...
– Лучше вспоминаешь, когда восстанавливаешь в памяти все обстоятельства. Я сама часто так делаю, - откликнулась Талия. Я кивнул и продолжил:
– Это случилось на Комсомольском проспекте; были у меня кое-какие неотложные дела в Хамовниках. Увы, окончившиеся неудачно. Прожект был сорван, мне оставалось лишь откланяться и вернуться к машине. Свою "шкоду" я оставил на другой стороне дороги, до нее можно было добраться и через подземный переход, он недалеко, в двух десятках метров, и по обычному переходу, до которого идти чуть дальше; но я, положившись на случай, решил перебежать в неположенном месте: машин в тот час было сравнительно мало, а посредине проспекта шла широкая разделительная полоса, позволяющая отдышаться. Я спешил и пошел напрямик и спустя мгновения добрался до разделительной полосы. И еще один человек в черном пальто спешил вместе со мной, но, в отличие от меня, ему нужна была остановка троллейбуса, он начал переходить слишком рано, а потому, чтобы поспеть к приближающимся "рогам", пошел наискось. последняя легковушка, не замеченная моим попутчиком, с большим отрывом от общего "пелатона" вывернувшего с Хамовнического Вала на проспект, помчалась за остальными вслед, стремительно наращивая скорость и перестраиваясь в левый ряд. Я переходил проспект, был на середине левой полосы, когда она вывернула с Хамовнического. И все же пропустил ее, и лишь затем пошел. А он, тот мужчина в черном пальто, не стал ждать.
Талия явственно вздрогнула, поняв, что последует за последней фразой.
– Я узнал о случившемся по истошному визгу тормозов. Быстро повернул голову и увидел... даже не знаю, как сказать. Мне показалось, что у остановившейся легковушки - черных "Жигулей" девятой модели - от резкого торможения ни с того, ни с чего откинулась и слетела крышка капота: некая черная масса поднялась в воздух и тяжело ударилась об асфальт, распластавшись в метре от машины. Водитель, молодой человек в спортивном костюме, тут же выскочил из автомобиля, подбежал и склонился над телом. Не зная, что предпринять, он поднял голову и беспомощно озирался вокруг. С троллейбусной остановки к случившейся аварии немедленно подошло несколько пожилых женщин; они так же встали подле тела, и шумно переговаривались, не представляя, чем можно помочь лежащему.
Я стоял на разделительной полосе; стоял и смотрел на них. Просто смотрел. Ничего не чувствовал: ни в момент удара, хотя сразу понял, что он означает, ни позже, когда видел бестолковое топтание все увеличивавшейся толпы у тела. По прошествии, должно быть, минут пяти кто-то достал мобильный телефон и стал звонить в 02. К тому времени я уже был на другой стороне Комсомольского, уже сел в свою "шкоду". И оттуда все оглядывался на собравшихся.
Сидел за рулем и смотрел, не решаясь оторваться от тяжелого зрелища и ехать дальше. Я был взволнован, вернее, встревожен, но не самой аварией, а отсутствием
Холодные пальцы накрыли мою ладонь. Я вздрогнул от этого прикосновения.
Талия ничего не говорила, она лишь пристально смотрела мне в глаза, и продолжала держать мою руку в своей. Держала долго, пока не затихли мои воспоминания и не улеглись, в глубине памяти, как прежде.
Спустя какое-то время - наши руки все еще сплетались - прозвенел звонок; прибыл разносчик пиццы. Получив от меня деньги и отказавшись от чаевых, паренек лет восемнадцати долго топтался на пороге, не спеша уйти к другим клиентам и во все глаза смотрел на появившуюся за моей спиной Талию. Бог его знает, почему.
Наконец очнувшись, он скороговоркой поблагодарил за оказанное его фирме доверие и немедленно ушел. Талия закрыла за ним дверь.
– Надеюсь, мой выбор тебе понравится, - сказала она, все еще держа руку на дверном замке. С нежно пахнущей коробкой я вошел в кухню, по-прежнему, Талия тенью следовала за мной.
За чаем мы говорили о каких-то пустяках, помнится, в том числе, и о вкусах. У меня вертелось на языке несколько вопросов, так или иначе касающихся Маши; но в тот вечер мне показалось, что задавать их не следует. Словно компаньонка Талии для нас, сидящих в моей кухне, в этот час была запретной темой, и одно упоминание о девушке могло разрушить то непрочное, что, как я ощутил в этот вечер, нежданно связало нас. Все время, проведенное за ужином, Талия посматривала украдкой на часы, они находились за моей спиной, и я невольно перехватывал каждый ее взгляд, затылком чувствуя, куда он обращен. Но уходить она не спешила. Или ждала чего-то. Собралась только в самом начале десятого, посреди вялой беседы пробормотав вполголоса "все, мне пора" столь безапелляционно резко, что я не посмел ее удерживать.
Проводив ее до двери, я все же не удержался - вечер был закончен - и спросил о Маше. Талия пожала плечами.
– Она дома, - просто ответила моя соседка, точно ответ ее должен был объяснить мне многое, если не все. С моей стороны вопросов не последовало более, я не решился задать вертевшееся на языке, и Талия ушла в свою тайну.
Ночью мне снилась Маша, одна, без своей наставницы. Словно странный этот вечер и должен был завершиться не менее странным сном. Действие его происходило в моей квартире, помню, все началось с того, что из ниоткуда появившаяся в моей гостиной Маша потягивала шампанское из фужера и, обводя свободной рукою роскошно накрытый стол, рассказывала, сколь приятно, распахнув одежды, вдыхать полной грудью свежий воздух Арктики, дувший из распахнутого настежь окна, ожидая, когда легкие наполнятся им, и напитается кровь. Тогда свершится невозможное и человек окажется способен оторваться от грешной земли и взлететь.
– Но это должен быть непременно воздух Арктики, - говорила она, покачивая ногою, отчего халатик ее сбился к бедру, и точеные Машины ножки предстали мне во всем их великолепии.
– Никакой иной не способен наполнить человека мечтами о далеких краях, а без этого невозможно оторваться от земли, подняться в воздух и лететь, лететь, лететь....
Комната начала таять пред моими глазами, Маша вскочила на ноги, и, распахнув руки, как крылья, или наоборот, я уже не мог понять, что именно вижу, воспарила к разверзшимся небесам, а через мгновение сияющей точной исчезла, затерялась в них. А следом за ней исчезло все.