Предел терпения
Шрифт:
– Не трепыхайся, бл...дь! Терпи, за то тебе деньги плачены.
Катька замерла, боясь пошевелиться. Среди девочек давно ходили слухи о порой чрезмерных, садистских наклонностях Остапа. Во время секса он, бывало, вытворял такое, что у опытных "жриц любви" не хватало слов, чтобы описать. Они только бледнели и замолкали в ужасе. Но деньги... Возможность вырваться... Они заслоняли страх.
Еле слышно проскрежетал ключ в замке, входная дверь приоткрылась, и в комнату просочился невысокий, худощавый парень лет двадцати пяти. Сразу повеяло опасностью. Почему? Его внешний вид, а каждый
Глаза. Небесно-голубые, холодные, словно смерть, смотрели отстраненно и даже равнодушно. Так смотрит сытый лев на пробегающую мимо антилопу - пока я сыт, живи.
Охранники отреагировали молниеносно. Один переместился, закрывая собой шефа, рука второго нырнула под пиджак за пистолетом, но незнакомец действовал еще быстрее. Почти незаметным глазу движением, он переместился вплотную к охраннику. Открытой ладонью левой руки нанес удар в нос, правой в челюсть и тут же, едва противник нагнулся, подпрыгнул и добавил локтем сверху. Хруст сломанной ключицы был едва слышен. Охранник не успел осесть на пол, как у парня в руках, словно по волшебству, возникли два пистолета. Один смотрел в сторону второго "быка", так и не успевшего вытащить оружие, второй уставился прямо в переносицу Остапа.
– Тихо, тихо,- прошелестел неестественно спокойный голос.- Не стоит дергаться. Не торопясь достань пистолет и аккуратно положи его на пол... Я сказал - положи, а не брось!.. Вот и умница. А теперь отойди к стене... Хорошо. Продолжай в том же духе и мы, возможно, поладим.
– Да кто ты такой?!- взорвался Остап, не снимая девицу с коленей.- Ты хоть понимаешь, сявка, на кого руку поднял? Я ж тебя, сука, в цемент закатаю на раз...
– Спокойно, дедуля, в вашем возрасте опасно так нервничать. Давайте все вместе успокоимся и продолжим наш разговор в более мирном ключе.
– И о чем нам с тобой разговаривать? О погоде, о коньяке, о телках с большими сиськами? Выбирай тему.
– Думаю, о двадцать седьмом января восемьдесят восьмого года подойдет больше.
Лицо Остапа словно одеревенело. Так вот откуда ветер дует. А ведь он уже начал забывать.
– Так, шалава, вали отсюда,- срывая голос, рявкнул он, отталкивая Катьку.- Проваливай, я сказал. А ты,- это уже охраннику.- отлипай от стены, хватай своего дружка и вон с моих глаз. Завтра с вами погуторю.
Дождавшись, пока все уйдут, старик поудобнее устроился в кресле, и, выпив коньяк, постарался привести мысли в порядок. Прошлое, которому, казалось бы, больше нет места в его жизни, все-таки вернулось. И как же не вовремя!
– Ну что ж, присаживайся,- Остап указал гостю на кресло напротив.- И что ты хочешь мне сказать?
– Да ничего особенного, просто пришла пора возвращать долги.
– Долги? Кому, тебе?
– Скажем так, я представляю Организацию, с которой вы заключили соглашение о сотрудничестве в упомянутую мной дату. Значит и мне тоже.
– А я думал, что КГБ прекратил свое существование еще в начале девяностых.
– Вы ошибались,- молодой человек ухмыльнулся, по-хозяйски развалившись в кресле.- Впрочем, как и остальные. Мы, как Ленин, живее всех живых. Но к делу: возникла потребность в ваших услугах.
– И что я должен делать?- ровным голосом поинтересовался Остап.
– Ничего особенного, продолжать жить по-прежнему, но изредка выполнять поручения Организации, передаваемые через меня. Я, разумеется, остаюсь при вас, в качестве, скажем, приближенного лица. Самого приближенного. И тогда прошлое для всех так и останется в прошлом.
Остап согласился. А что ему еще оставалось делать? С тех пор Марат так и оставался при нем, о чем старик ни разу не пожалел...
Ладно, хватит воспоминаний. Остап хлопнул ладонями по коленям и поднялся.
– Пошли, пройдемся,- бросил он Марату.- Оставим нашего друга в одиночестве - пусть отдохнет. А вечером отправь ему телку.
– Какая телка? Он до сих пор по усопшей жене страдает. Ты думаешь, ему сейчас до баб?
– А ты зашли Мальвину - она и мертвого расшевелит. А зная его, я уверен - после траха душевные терзания обеспечены. Иного нам пока и не надо.
И, с дьявольской улыбкой на лице, Остап, в сопровождении Марата, покинул квартиру.
Глава восьмая.
Наш бренный мир задуман Им,
Как царство света и покоя.
Наш мир и должен быть таким,
Но где вы видели такое?
Любому в душу наплюют,
Не пощадив заслуг и судеб.
Тут и ограбят и убьют,
И оболгут, и обессудят!
Не подадут, не пощадят,
Не гроб земли не бросят горсти.
Друг друга поедом едят,
Хрустя, обгладывают кости.
Своих детей едят отцы,
Творцы себя съедают сами.
По свету бродят мертвецы,
С такими добрыми глазами.
(Король и Шут. Хор нищих.)
Зло ушло из нашего мира. Нет, не так - потеряло очертания, размылось, растворилось в бытии. И вот оно уже совсем не то, чем казалось ещё десятилетия назад. И уже не зло это, скорее норма жизни. Той самой, которая погружает нас всех все глубже в нечистоты, и если было время, когда мы были в них по щиколотки (сложно, практически невозможно оставаться чистеньким), то сейчас погрузились по ноздри, с упоением глотая.
Практически в каждом доме, в каждой квартире, каждый вечер ведутся те самые "кухонные разговоры". Что в стране всё плохо, что все беды пришли с загнивающего Запада. Ой, ли? Нас что, за горло хватали, заставляя принимать с восторгом чужие ценности? Да и ещё, по своей исконно русской привычке, изгваздать то немногое хорошее, что просочилось по недоразумению. Так в чем вина Запада? Не лучше ли поискать недостатки в самих себе? А зачем?
В стране плохо. Кто же спорит, вот только одними разговорами положение не исправить. Действовать не пробовали? И опять же: зачем? Да и не желает никто, времени нет, ведь с утра на работу - кушать то хочется, жена новую шубку требует, ребёнок вечно хнычет: ему то же что-то надо. И потом - вождя нет, за которым хотелось бы пойти. Вот как только появится, так мы сразу, всем скопом и ух! держись, вражина! Всех сметём, разрушим это царство беззакония и построим, наконец, социализм.