Предел

Лобанова Елена Константиновна

Это была восхитительная дерзость. Просто небывалая. Но Амалирос хоть и был излишне подозрителен, разум все-таки не утратил и не признать, что Полусветлый хитер и расчетлив, не мог. Пришлось пробовать другой способ заронить в душу Даэроса верноподданнические чувства — прикинуться «своим парнем»:

— Элермэ, передайте: «Понял, оценил. Потренируйтесь на каком-нибудь озере. За трактир — четыре сотни золотом. Поднимать до восьми. Боцман должен сломаться на стоимости хорошего корабля. Если он сумасшедший, дозволяю удвоить. Ублюдок, ты мне нравишься!» Простите, Элермэ, это у нас — личное. Передали? Прекрасно! Вы — просто бесценный клад. Позвольте коврик из-под Вашего кресла. Я сам, сам. Это не надо, не надо это читать! Дева! Я собирался прикрыть тайные сведения не для того, чтобы их

читали. А Ваш новый брат… Ну, надо же! Угрожает. Насмешил. Очень, ну, очень наглый юнец. С братом он, в паре… Сейчас на исходе второго тысячелетия как раз надо начинать бояться наглых мальчишек!..

— Повелитель?! — Элермэ решила отвлечь Амалироса от размышлений о её братьях.

— Да, простите, задумался. Вы что-то хотели спросить?

— Мой дядя Морнин советовал мне получать информацию из первых рук. Для более верного впечатления. А… отрывочные сведения очень разжигают любопытство. В любом случае, рано или поздно, я услышу нечто о Вашем брате. Может быть…

— Понял, понял! — Амалирос скривился. — Оба Ваших Объединенных Дома страдают любопытством, нетипичными возможностями и некоторой наглостью. Кто больше — кто меньше. Вы действительно думаете, что мне так нужны эти «в любом случае» и «для верного впечатления»? Дитя, кому Вы голову морочите? Думаете, мне Ваш бледно-серый брат испортил настроение? Ничуть! Кушайте яблочко. У Вас темные круги под глазами. Может вчерашней настойки? А я пока Вам поведаю о моем бесценном во всех отношениях брате. Младшем. До вечера у нас много времени, так что перевод этих похабных рун — успеется. Итак! Ну что… опять?

Часть стены со вчерашним докладом оплывала как горная лавина в миниатюре. Вертикально. Мелкое каменное крошево горкой осталось на полу, по стене побежали строки:

«Нет, все-таки я — Мастер. И даже в детстве ничего не портил. Мне это претит. Спальня у Вас, конечно, излишне мрачная, но Малый Зал мне всегда нравился. К тому же скоро прибудет Высокий Светлый гость и мне будет неудобно. Я бы даже сказал — стыдно за Вас. Да и не хотелось бы давать Вам повод попрекать Озерного Владыку моим Светлым отцом и мной соответственно. Пол пока оставлю. Со стенами сейчас поработаем. Кстати, Элермэ, люблю не глядя! Нэрнис сказал ты там розы высаживаешь. Прости заранее. Повелитель их терпеть не может. Если он тебя за них не съел, о чем говорят Вести от тебя, значит… он в настроении. Миэли и ральмы — это его любимые цветы-недотроги. А теперь — двадцать тактов готовности. Лучше закрыться в спальне. Если за дверью зала кто-нибудь есть, пусть уходят. Отсчет».

— Элермэ! Туда! Быстро. Запритесь! Нет, я в своих покоях прятаться не стану! Не спорить! Заодно посмотрю, на что он способен. Плевал я на ваши Светлые силы. — Амалирос окончательно почувствовал себя живым. — Сейчас потягаемся, щенок. Два щенка! Все вон отсюда! Никому не заходить в Верхние покои! Бегом вниз!

Элермэ закрылась в спальне и даже сжала виски руками, пытаясь послать Весть и предупредить брата. Ничего не помогало. Нэрнис был как за стеной. А в зале выло, свистело, и дико хохотал Амалирос. Кровать, на которую забралась Светлая, трясло. Жуткая тварь на барельефе местами отслаивалась. Картины! Элермэ сняла полотна Нальиса со стены. В зале заскрежетало. Камень стонал и издавал такие звуки, названия которым она не знала. Там оживали и двигались стены. Повелитель Темных больше не хохотал. Её братья… её братья — убийцы!

Тишина оказалась еще страшнее звуков. Положив картины на мрачное ложе, Элермэ отправилась к двери. Будь, что будет.

В зале было… прекрасно. Так прекрасно, что захватывало дух и щемило сердце. До слез. Стены сверкали полированным камнем. Иногда в них проступали граненые узоры причудливых форм, стоило лишь посмотреть на гладкую поверхность под другим углом. Призрачные узоры… В узорах сияли белые тарлы. Каждый был центром цветка, глазом зверя… надо было только идти вдоль стен, следя за появляющимся рисунком. Ах! И еще раз ах! Светлая гадала, кто это придумал, Нэрнис или Даэрос? Вот — выползень… А на другом узоре воин кидает нож, и тарл сверкает в рукояти. Виноградина — одна из многих на вьющейся лозе, как капля росы… Невероятно. Даже пыли нигде не было, кроме как на столе, на ковре и на… Амалиросе. Ковер был целый, а Повелитель Темных… драный. Но это уже не казалось важным. Ни одной розы в чашах не осталось, только — каменная крошка. Это, наверное, Нэрнис выносил мусор ветром через арки. Он справился! Дядя Нарвис будет счастлив! Чаши тоже поражали новой отделкой. Элермэ все-таки прослезилась от восхищения.

Амалирос немедленно отнес реакцию Светлой Вестницы на счет волнения, но совершенно неправильно его истолковал:

— Элермэ! Не плачьте! Я цел. И как видите, невредим. Сможете передать Весть брату? Сможете? Подождите, смахну пыль с кресла. Передавайте: «Был в зале, следил за работой. Сильно! Но не сильнее меня, мальчики. Красиво. Оценил. Кто идею обозначил? Кто до тарлов дотянулся? За камни — не в претензии, просто интересно. Сообщите, когда пол ровнять будем? Можно — завтра. Специалисты еще орочий не копировали. Даэрос, работаешь по памяти и брата за собой тянешь? Хорош! А в чужие спальни заглядывать — неприлично. Даже детям. Я помню, кто мне в постель положил давленых дохлых бабочек. Маленький шестилетний ублюдок! И ублюдок — именно поэтому. Вечером оставлю дверь открытой — крошку выносить. Спать буду в зале. Почисть стенку в спальне, убери эту дрянь. Стишок не трогай — бодрит и веселит. Не вздумай, даже не пытайся нарисовать мне по стенам этих крылатых тварей — отправлю на рудники, невзирая на достижения и возможные заслуги. Повстречаешься с моим братом лично, в одной норе. И запомните, оба: Повелители, Озерный тоже, универсальны. Так что не пугай меня Светлым братом. Даже не пытайся! Вечером пиши за креслом в Зале Совета. Там стражи, мне доложат». Элермэ, Вам нехорошо? Вы устали? А… О! Только бы на стену не залез, писатель! Убью!

Строки шли по полу к двери:

«Тарлы тянул Нэрнис с моей помощью. Смерчем. Слишком легко получилось. Не поняли — почему? Бабочки — не моя работа. Меня от них тошнит. От давленных — сразу. Догадываюсь, кто. Вернемся — придушу. На разрешение задушить — надеюсь. Идеи по узорам — мои. А попробовать испугать очень хочется. Сейчас, брата наведу немножко… сейчас».

Старинная ваза, стоявшая на угловом столике, разлетелась пылью.

«А вот так? Это называется «Смерть внутри», ну как?»

— Элермэ, последнее усилие, прошу Вас. Это важно. Пошлите Весть: «Да! Пробуй, стою у центральной арки. Для полноты картины: на голове пыльный стог, одежда рваная — оборвали все тарлы. Давай! Начинай!»

— Нет, Повелитель! Я… не могу это передать. Не надо!

— Надо!

— Я не убийца.

— Конечно — нет. Просто наглая Светлая, страшная и…

Элермэ понимала, что это — специально, но кто из женщин может стерпеть «страшная». Даже в научных целях. Или в этих, глупых, мужских целях… Да чтоб его разорвало, если сам так хочет!

И, вроде бы ничего не происходило. Только Повелитель Темных сипло дышал сквозь зубы.

Пол под ногами «ожил». Элермэ прочитала вслух:

«Все, хватит. Нэрьо до крови из носа набаловался. Силен. Интересно — как? Будем думать».

Амалирос отвернулся от арки и вытер испарину.

— Идиоты малолетние. Что тут думать? Я что, ваза, что ли? Элермэ, Ваши братья лучше справляются со сложными задачами, но попадаются на пустяках. Не стоило за меня переживать. Я же не горшок, я сопротивляться могу. Уж не дать в себя залезть-то… В меня! Залезть! Ха! Извращщщенцы! Ну… Не надо так бледнеть!

Элермэ была зла и очень.

— Передала… Идиоты? Все мужчины — идиоты. Каждый — по-своему! А некоторые, некоторые еще и… Вам тут пишут, и под ножкой кресла еще:

«Ладно. Идиоты — заслуженно. Осознали. Привет Отцу. Всем Отцам. Матери особенно. Пол зачищу вечером. Сто тактов после восхода луны. Сначала зал, потом стены в спальне. Стих — рано обрадовался, признаю. Элермэ, прости, Нэрьо говорит у тебя истерика. Больше так не будем. Едем дальше. К вечеру будем в Дреште».