Пределы страсти
Шрифт:
Впервые она пристально посмотрела на солдата. Лицо приятное, черты правильные. Губы раздвинулись в улыбке. И глаза такие искренние. Она улыбнулась в ответ. Протянула руку за бутоньеркой.
— Благодарю вас. Вы очень добры.
Кондукторша театрально вздохнула, звякнула в колокольчик.
— Янки, — пробормотала она. — Закормленные, денег прорва, сексуально озабоченные. Куда ни глянь, они тут как тут.
Сидевшие рядом пассажиры рассмеялись. Когда автобус тронулся с места, Хейзл прошла к своему месту. Она понятия не имела, как зовут американца, увидит ли его снова. Но его подарок скрасил ей день. Она поднесла камелию к лицу, вдохнула сладковатый аромат.
Позднее, когда она и Моника вошли в дансинг-холл «Пале», оркестр играл мелодию Гленна Миллера [4] «В настроении».
— Как же мне нравится эта музыка! — воскликнула Моника. — А тебе? — И Моника повела плечами, чтобы те, кто хотел, полюбовались видом ее большой трясущейся груди.
— Мне тоже. — Ударные инструменты всегда заводили ее. Она начала приплясывать в такт музыке.
Народ на площадку все прибывал, воздух пропитался запахами разгоряченных тел, духов, сигаретного дыма. Хейзл оправила платье. Наклонилась к Монике.
4
Миллер, Гленн (1904–1944), музыкант, руководитель джаз-оркестра. Создал оркестр в 1938 г., годом позже прославился записью пластинки «В настроении». В 1942 г. создал армейский джаз-оркестр, выступавший перед американскими войсками. В 1944 г. погиб при перелете из Англии в Париж.
— А если нас никто не пригласит? — прошептала она.
Моника закатила глаза.
— Быть такого не может. В округе столько войск, что на каждую девушку приходится по три солдата. Не торопи любовь. Скоро от них отбоя не будет.
И тут же рядом с ними возникли два поляка.
— Не желаете потанцевать? — спросили они.
— Отчего же. — Моника плотоядно улыбнулась. — Пошли, Хейзл.
И ее увлекли на танцплощадку. А потом, едва заканчивался один танец, кто-то из солдат приглашал их на следующий. Дансинг-холл, украшенный флагами союзных держав, гудел, как растревоженный улей. Они танцевали с англичанами и норвежцами, которые угощали их выпивкой и показывали фотографии своих близких. Но перед очередным танцем Хейзл не выдержала и с улыбкой покачала головой:
— Мне надо немного передохнуть. Ты иди, Моника.
— Я тоже посижу минутку-другую. — Моника подмигнула Хейзл, показывая, что не намерена проводить весь вечер с теми, кто первым обратил на них внимание. Когда солдаты отошли, она улыбнулась: — Рада, что пришла, не так ли? Ты слишком красива, чтобы все вечера торчать дома.
Хейзл кивнула, пригубила коктейль. Моника уже немного запьянела. Смех ее стал громким и пронзительным, но Хейзл ничего не имела против, потому что сама пребывала в превосходном настроении. Спиртное помогло ей забыть про тяготы воины, длящейся уже пятый год. Как и многие другие, она не могла вспомнить ночь, когда бы ее не будили сирены воздушной тревоги.
Внезапно она заметила высокого солдата, направляющегося к ней сквозь толпу. И едва не выронила стакан.
— Господи, — прошептала она. — Моника, это он!
— Что? Кто? — переспросила Моника.
В этот самый момент к ним подошел американец. Широко улыбнулся:
— О, какой сюрприз. Еще раз здравствуйте. Я вижу, вы прикололи цветок к платью. Он вам очень к лицу.
— Я… э… да, — пролепетала Хейзл. — Он такой красивый.
Моника ткнула локтем Хейзл, прошипела:
— Ты не говорила мне, что он такой
5
Тейлор, Роберт (1911–1969), настоящее имя Спанглер Арлингтон Бру, актер кино, звездой кино стал в 1936 г. после фильма «Дама с камелиями».
— Моника, прекрати! — Хейзл залилась румянцем.
Улыбка американца стала шире.
— Не волнуйтесь. Конечно же, у меня есть приятель. Эй, Барни, подойди сюда и познакомься с этой очаровательной дамой.
Моника скромно потупилась, когда Барни, здоровенный светловолосый веселый парень, плюхнулся на соседний стул.
— Привет, сладенькая, — поздоровался он. — Как жизнь? — И положил руку на спинку стула Моники.
Моника облизнула губки, пододвинулась к соседу, ткнула его локтем в бок.
— Привет, Барни. У твоего приятеля есть имя или оно ему ни к чему?
Высокий американец рассмеялся, облокотился на спинку стула Хейзл. Хотя обращался он к Монике, его глаза ловили взгляд Хейзл.
— Действительно, мы же еще не познакомились. Я — Анджело. Анджело Галлоне. А как зовут вас?
— Моника. А эта застенчивая красотка — Хейзл. Она у нас молчунья. Но далеко не тихоня.
Хейзл встала, придя в ужас от болтовни подруги. Пожалела о том, что она такая белокожая. Потому что сейчас ее лицо цветом могло соперничать со свеклой.
— Не хотите… не хотите потанцевать?
— С удовольствием. — Анджело взял Хейзл под руку и повел на танцплощадку.
Хейзл почувствовала, как ее легко и уверенно ведут в танце. Вблизи Анджело, широкоплечий и мускулистый, казался еще выше. Рядом с ним Хейзл чувствовала себя чуть ли не Дюймовочкой. Для нее это было внове. С Кеном она, наоборот, смотрелась крупной женщиной.
— Итак, это правда? Вы действительно не тихоня? — шепотом спросил Анджело. Хейзл не могла не рассмеяться. Странные ощущения охватили ее. Рука, которую держал Анджело, пульсировала. Тело напряглось. Он и вправду такой красавец! Как получилось, что она не заметила этого на автобусной остановке?
— Это все выдумки. Я очень даже скромная.
Анджело улыбнулся, а потом лицо его стало серьезным.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. — Его серо-зеленые глаза не отрывались от ее лица.
«Девушка может утонуть в этих глазах», — подумала Хейзл.
Она отвела взгляд, в горле у нее пересохло. Что с ней произошло? Ее тело вдруг ожило. А те места, что касались Анджело, просто горели огнем. Дыхание его пахло мятой и обжигало щеку. Она вдруг осознала, что трусики в промежности намокли. Даже когда Кен целовал и тискал ее, она… не чувствовала такого жара между ног.
Смущение она решила скрыть разговором.
— Эта бутоньерка… Вы всегда так импульсивны?
Он улыбнулся:
— Конечно. А зачем сдерживать свои порывы? В армии никто не знает, сколько ему отмерено. Поэтому надо жить сегодняшним днем. Если оставлять что-то на завтра, можно остаться с носом.
Эти слова она слышала постоянно, но почему-то в устах Анджело они прозвучали по-другому. Образ Кена, расплывчатый, смутный, напоминающий старую фотографию, возник перед ее мысленным взором. «Можно прожить всю жить, ожидая чего-то», — подумала она. И внезапно осознала, что ждать более не желает. Она хотела жить. Попробовать все, каким бы запретным ни считался этот плод. Надоело ей всегда и все делать правильно.