Предназначенье

Петровых Мария Сергеевна

Ночь на 6 августа

В каком неистовом молчаньи Ты замерла, притихла, ночь!.. Тебя ни днями, ни ночами Не отдалить, не превозмочь. Взволнованною тишиною Объята из конца в конец, Ты внемлешь надо всей страною Биенью всех ее сердец. О как же им была близка ты, Когда по небу и земле Промчались первые раскаты О Белгороде и Орле. Все вдохновенней, все победней Вставали громы в полный рост, Пока двенадцатый, последний, Не оказался светом звезд. И чудилось, что слезы хлынут Из самой трудной глубины, — Они хоть на мгновенье вынут Из сердца злую боль войны! Но время это не настало, Лишь близко-близко подошло. Ты

не впустую, ночь, блистала, — Нам от тебя и днем светло. В нас тайный луч незатемнимый Уже до дрожи напряжен. Ты стала самою любимой, Не подберешь тебе имен. [1943]

Осенние леса

1

Боже, как светло одеты, В разном — в красном, в золотом! На лесах сказалось лето В пламени пережитом. Солнце душу в них вложило — Летней радуги красу. Семицветное светило Рдеет листьями в лесу. Отрешившийся от зноя, Воздух сразу стал чужим. Отстранивший все земное, Он высок и недвижим. А в лесах — за дивом диво. Им не надо никого, Как молитва, молчаливо Легких листьев торжество. Чт'o красе их вдохновенной Близкий смертный снежный мрак… До чего самозабвенны, Как бесстрашны — мне бы так!

2

Грустила я за свежими бревенчатыми стенами, Бродила опустевшими лесами несравненными, И светлыми дубравами, и сумрачными чащами, От пурпура — суровыми, от золота — молчащими, Я увидала озими, как в раннем детстве, яркими, — Великодушной осени весенними подарками. В неполитом, в неполотом саду твоем стояла я… Пылают листья золотом, любой — как солнце малое: Что видывали за лето от зноя неустанного — По самый стебель налито и оживает заново. Ни шелеста, ни шороха, пройди всю глушь окрестную, Лишь смутный запах пороха томит кору древесную. Какими днями тяжкими нам эти чащи дороги! За этими овражками стояли наши вороги. Ломились в наши светлые заветные обители, И воды ясной Сетуни их темный образ видели. Настигнутые пулями, о вольной воле певшими, В свой праздник недогулянный, детоубийцы, — где ж они?.. Лишь смутный запах пороха хранит кора древесная. Ни шелеста, ни шороха — тиха краса окрестная. Как в утро это раннее, что разгорится досиня, Мне по сердцу стояние самозабвенной осени!.. А ночь обступит звездами — дремучая, прозрачная. Одно к другому созданы — и мрак и свечи брачные… Земля моя чудесная, что для тебя я сделаю, Какой прославлю песнею все светлое, все смелое, И тишину рассветную, и жизнь вот эту самую, И вас, друзья заветные, заветные друзья мои!..

3

Не наглядеться, не налюбоваться На эту пламенеющую тишь, Столь властную, что некуда податься, И вместе с ней стоишь, горишь, молчишь. Как памятник, надгробье страстотерпцам, Что отстояли этот день большой Единственным неповторимым сердцем, Таинственной единственной душой, Как жертвенник, неистово горящий Во имя тех, которых молим жить, — Высокая и пламенная чаща, Ее огня вовек не потушить. Здесь прошлые, здесь будущие годы, И чудится — впервые жизнь полна Столь просветленным воздухом свободы От звезд небесных до морского дна. И беззаветно жить бы мне отныне, Самозабвенным воздухом дыша, Чтоб сердце стало крепче этой сини И чище этой осени душа.

«Лишь в буре — приют и спасение…»

Лишь в буре — приют и спасение, Под нею ни ночи, ни дня. Родимые ветры осенние, Хоть вы не оставьте меня! Вы пылью засыпьте глаза мои, И я распознать не смогу, Что улицы все те же самые На том же крутом берегу, Что город все тот же по имени, Который нас видел вдвоем… Хотя бы во сне — позови меня, Дай свидеться в сердце твоем! [1942]

Чистополь

Город Чистополь на Каме… Нас дарил ты чем богат. Золотыми облаками Рдел за Камою закат. Сквозь тебя четыре ветра Насмерть бились день и ночь. Нежный снег ложился щедро, А сиял — глазам невмочь. Сверхъестественная сила Небу здешнему дана: Прямо в душу мне светила Чистопольская луна, И казалось, в мире целом Навсегда

исчезла тьма. Сердце становилось белым, Сладостно сходя с ума. Отчужденностью окраски Живо все и все мертво — Спит в непобедимой сказке Город сердца моего. Если б не росли могилы В дальнем грохоте войны, Как бы я тебя любила, Город, поневоле милый, Город грозной тишины! Годы чудятся веками, Но нельзя расстаться нам — Дальний Чистополь на Каме, На сердце горящий шрам. 1943

«Мы начинали без заглавий…»

Мы начинали без заглавий, Чтобы окончить без имен. Нам даже разговор о славе Казался жалок и смешон. Я думаю о тех, которым Раздоры ль вечные с собой Иль нелюбовь к признаньям скорым Мешали овладеть судьбой. Не в расточительном ли детстве Мы жили раньше? Не во сне ль? Лишь в грозный год народных бедствий Мы осознали нашу цель И яростную жажду славы За счастье встреч и боль потерь… Мы тридцать лет росли как дети, Но стали взрослыми теперь. И яростную жажду славы Всей жизнью утолить должны, Когда Россия пишет главы Освобождающей войны, — Без колебаний, без помарок — Страницы горя и побед, А на полях широких ярок Пожаров исступленный свет… Живи же, сердце, полной мерой, Не прячь на бедность ничего И непоколебимо веруй В звезду народа твоего. Теперь спокойно и сурово Ты можешь дать на все ответ, И скажешь ты два кратких слова, Два крайних слова: да и нет. А я скажу: она со мною, Свобода грозная моя! Совсем моей, совсем иною Жизнь начинается, друзья! [1943]

«Какое уж тут вдохновение, — просто…»

Какое уж тут вдохновение, — просто Подходит тоска и за горло берет, И сердце сгорает от быстрого роста, И грозных минут наступает черед. Решающих разом — петля или пуля, Река или бритва, но наперекор Неясное нечто, тебя карауля, Приблизится произнести приговор. Читает — то гневно, то нежно, то глухо, То явственно, то пропуская слова, И лишь при сплошном напряжении слуха Ты их различаешь едва-едва, Пером неумелым дословно, построчно, Едва поспевая, ты запись ведешь, Боясь пропустить иль запомнить неточно… (Петля или пуля, река или нож?..) И дальше ты пишешь, — не слыша, не видя, В блаженном бреду не страшась чепухи, Не помня о боли, не веря обиде, И вдруг понимаешь, что это стихи. 1943

«У меня большое горе…»

У меня большое горе И плакать не могу. Мне бы добрести до моря, Упасть на берегу. Не слезами ли, родное, Плещешь через край? Поделись хоть ты со мною, Дай заплакать, дай! Дай соленой, дай зеленой, Золотой воды, Синим солнцем прокаленной, Горяч'eй моей беды. Я на перекресток выйду, На колени упаду. Дайте слез омыть обиду, Утолить беду! О животворящем чуде Умоляю вас: Дайте мне, родные люди, Выплакаться только раз! Пусть мольба моя нелепа, Лишь бы кто-нибудь принес, — Не любви прошу, не хлеба, — Горсточку горючих слез. Я бы к сердцу их прижала, Чтобы в кровь мою вошло Обжигающее жало, От которого светло. Словно от вины тягчайшей, Не могу поднять лица… Дай же кто-нибудь, о дай же Выплакаться до конца, До заветного начала, До рассвета на лугу… Слишком больно я молчала, Больше не могу. 1943

«— Но в сердце твоем я была ведь?..»

— Но в сердце твоем я была ведь? — Была: Блаженный избыток, бесценный излишек… — И ты меня вытоптал, вытравил, выжег?.. — Дотла, дорогая, дотла. — Неправда. Нельзя истребить без следа. Неясною тенью, но я же с тобою, Сквозь горе любое и счастье любое Невольно с тобою — всегда. 1943