Предназначение
Шрифт:
Сабля Андрея прошла через толстые кости руки Гортуса и, потеряв силу, врубилась в шею противника. Усиленные кости оборотня ослабили удар, и вместо того, чтобы смахнуть голову с плеч, сабля лишь сильно поранила Гортуса.
Эффект от этого получился страшным и неожиданным – оборотень, от боли полностью потерявший контроль над своим разумом, стал перекидываться в Зверя. Через секунду на месте человека стоял Зверь, похудевший, но здоровый, полный сил и злобы на весь мир. Зверь прыгнул на Андрея, встретившего его ударами клинка. Вмиг
Андрей бил Зверя саблей, кромсая его на куски, но клинок застревал в стальных мышцах, в костях Зверя, не причиняя ему вреда такого, чтобы повреждения смогли остановить это средоточие ярости и злобы.
Андрей уже изнемогал от усталости, боли и потери крови, когда внезапно пришла помощь извне: в боку Зверя выросли несколько оперенных стрел, и Зверь рыкнул, обернувшись и глядя назад, – подоспели гвардейцы под командованием Зиртона. Лучники и арбалетчики снова выпустили стрелы, утыкавшие существо с ног до головы и сделавшие его похожим на дикобраза.
Зверь заревел – на него надвигалась стена гвардейцев в стальной броне, со щитами и тяжелыми копьями, которых испугался бы даже дракон. Он сделал громадный прыжок, помчался к выходу со стадиона, по дороге сбивая солдат и опрокидывая любопытных зрителей, не успевших убежать, затем исчез под трибуной в проходе, ведущем на улицу.
Стадион молчал, потрясенный происшедшим. На поле боя остался стоять Андрей, тяжело опиравшийся на саблю, да гвардейцы, обступившие площадку для боя со всех сторон. На песке в луже крови лежала отрубленная рука Гортуса с толстенной костью.
Зиртон осторожно подошел к Андрею, покачивающемуся на ногах так, как будто его колыхали порывы ветра, и спросил:
– Ты можешь идти? Или вызвать лекаря сюда? Он сейчас извлечет из тебя саблю, потерпи…
– Саблю? – не понял Андрей и посмотрел вниз, на рукоять сабли Гортуса, так и торчавшей у него из бока. – А, саблю, да…
Он схватился за рукоять и, коротко выругавшись, вынул клинок, сплюнув нахлынувшую в рот кровь. Зиртон сморщился и укоряюще сказал:
– Зачем? Лекаря надо было!
– Неважно, – легонько махнул рукой Андрей, – помоги мне дойти до трибуны, пожалуйста. Я посижу, и все будет нормально.
Монах покачнулся и неминуемо бы упал, если бы его не подхватил Зиртон. Он положил руку Андрея себе на шею и повел к тому месту, где сидела Марго, побелевшая и сжавшаяся, будто пружина. Она боялась выбежать на арену, не зная – может, этим нарушит какие-то правила, а тогда все достигнутое пойдет прахом.
Видя, как Андрея ведет гвардеец, она уже не раздумывала и, вскочив, перепрыгнула через барьер, обняла мужа и прижала к себе, не обращая внимания на то, что тот был весь в крови.
– Что дальше?
– Дальше – пойду на службу, чего же еще. – Андрей заложил руку за
Она ойкнула и прикрыла сосок:
– Щекотно! Не балуйся! У меня очень чувствительная грудь, а ты своим железным пальцем!
– Это еще посмотреть, у кого железные. Кто скамейку раздробил? Мне уже донесли, как ты там сиденье корежила.
– Зоран? – понимающе хмыкнула Марго. – Вот проныра. Он везде сует свой нос. Иногда мне кажется, что он как будто собирает информацию – на всякий случай, чтобы продать потом подороже. Как шпион какой-то.
– Ты к нему пристрастна. Он так-то парень неплохой, только вот любопытный излишне, да. Ему лет-то столько же, сколько тебе.
– Иногда кажется, что мне тысяча лет, – грустно улыбнулась девушка, – а тот же Зоран кажется просто младенцем.
– Тогда тебе прямая дорога в компанию Шанти – вам, старушкам, будет о чем поговорить. Одной сто лет, другой тысяча.
– Точно. Кстати, где она сама-то? Я выходила в кухню попить и видела, как та ускользнула через форточку.
– На охоту, видать, отправилась. Она любит полетать по ночам, поохотиться. Думает, я не вижу, как она убегает. Пусть себе…
– Послушай, а не удивятся, что после таких серьезных ран ты уже через три дня идешь на службу? Спросят: а как ты сумел залечить свои раны?
– Ну не три дня, а неделя – ты с днями ошиблась. С тех событий прошла уже неделя.
– Ну неделя. А что, любой человек за неделю вылечит такие раны? И еще: а шрамы? Куда шрамы делись?
– Во-первых, я не собираюсь раздеваться… ты считаешь, что я тут же начну во дворце бегать голышом или прыгать к дамам в будуары, из постели в постель?
– Надеюсь, что так не будет! – угрожающе фыркнула Марго. – Оторву ведь! Уснешь – а я все оторву! И тогда будешь петь то-о-оненьким голосом, и тебя возьмут в хор Синода.
– Мне тебя хватает сполна, – ухмыльнулся Андрей, – даже слишком хватает.
– То-то же… главное – мужа запугать как следует, и все будет нормально, – хихикнула Марго и тут же спохватилась: – Как это слишком? Как это? Можно подумать, я с тебя не слезаю днями и ночами!
– А то нет, – поддразнил Андрей. – Ох и женщины! Спать давай.
– И ты больше ничего не хочешь?
– Хватит! Спать надо! И так уже полночи не спим… И откуда в тебе столько чувственности, в кого? Отец вроде не был таким любвеобильным…
– А то ты знаешь! Вы с ним только в тюрьме-то и общались да на арене. Он ходок тот еще был. Я знала, что он приводил женщин, они его любили. Я раз как-то подкралась и подсмотрела в щелочку, чего они там делали… – Марго захихикала, а Андрей осуждающе покачал головой:
– Ф-фу-у-у… бесстыжая. Пороть тебя надо. Как-нибудь займусь твоим воспитанием. В свободное от несения службы время.
Они замолчали, и Андрей почувствовал, как погружается в сон. Его дремоту снова прервал голос Марго: