Предназначение
Шрифт:
Мысли Атаутельмека улетели в другую сторону. Он вспоминал девушку. Она была прекрасна. Когда его братья были еще живы, она предназначалась ему в жены. Они обручены с самого детства, но ему должен был исполниться двадцать один год, прежде чем он смог бы жениться. Прекрасная Таилькона.
Вдруг его глаза накрыли чьи-то ласковые и нежные руки. Послышался тихий смех, и легкий поцелуй коснулся шеи под собранными в длинный хвост волосами.
— Таилькона! Как ты …
Юноша соскочил с высокого подоконника
Она была красива, но не это поразило меня: у нее был запах Дианы. Я не мог ошибиться … никак не мог! Я вдыхал его и вдыхал и никак не мог насладиться ее чудным ароматом.
Так вот, о чем говорил Хурх! Я попал в свою предыдущую жизнь! Мы с Дианой любили друг друга и в прошлых жизнях! Нам суждено быть вместе. Поэтому сто лет назад я узнал ее запах при первой же встрече в роще перед замком!
— Тсс … не так громко. Матери заснули: кто-то угостил их изрядной порцией коки, — девушка лукаво улыбнулась, — и мне удалось ускользнуть на несколько минут.
— Но «женский дом» на другом конце города. Как ты добралась так быстро?
— Я спешила. У нас так мало времени, Атаутельмек, а ты болтаешь о глупостях. Я пришла сказать, что вчера к нам приходил жрец Луны. Он долго о чем-то разговаривал с верховной матерью, а потом они позвали меня. Жрец ни о чем меня не спрашивал, только смотрел своими жуткими глазами несколько минут, а потом резко повернулся и ушел. Мне страшно. А вдруг он выбрал меня для жертвоприношения?
— Завтра, на празднике Луны, я должен выйти на жертвенный бой.
— Нет! — девушка вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Так было решено. Я уже прошел очищение, но пару дней назад случилось нечто очень важное. Теперь моя судьба в руках жреца Луны. Он или допустит меня к бою, или отправит в изгнание. В любом случае нам больше не суждено быть вместе, — Атаутельмек поднял голову девушки и нежно коснулся губами ее пальцев, сквозь которые текли слезы.
— Изгнание? Тебя выгонят из города, и ты будешь проклят навеки? За что?!
— Я видел Бога, Таилькона. И мой Бог дал мне поручение. Я не могу рассказать тебе об этом, потому что поклялся молчать. Но теперь я не знаю, как выполнить его.
— Ты можешь мне ничего не рассказывать. Я верю каждому твоему слову. Скажи только, что нужно сделать, и я помогу тебе, — Таилькона решительным движением вытерла слезы.
Атаутельмек невольно улыбнулся, глядя, как эта хрупкая девушка смело бросилась ему на помощь.
— Я должен кое-что передать по наследству своим детям, вот и все. Но как я сделаю это, если меня убьют или изгонят?!
Таилькона нахмурила лобик и задумалась на секунду, а потом спросила:
— Ты уверен, что это был Бог?
— Конечно! Он сиял, как тысяча солнц! А потом растаял у меня на глазах, как утренний туман!
— И жрец узнал об этом! Он выспрашивал тебя, а ты ему ничего не сказал! — девушка восхищенно посмотрела на юношу.
— Я дал слово.
— Значит, нужно бежать! — воскликнула Таилькона.
— Что?! Куда?! — не понял Атаутельмек.
— Мы с тобой убежим! Сейчас же! Поручение твоего Бога важнее, чем все жрецы, вместе взятые. Если бы это было не так, он пришел бы к ним, а не к тебе! Теперь ты — верховный жрец. Собирайся, уходим прямо сейчас. Ночь только началась, нас не хватятся до самого утра!
— Правильно! Только бежать я должен один. Ты не можешь рисковать своей жизнью из-за меня.
— Если ты убежишь, жрец не оставит меня в живых. Он сдерет мою кожу, когда мое сердце еще будет биться в его руках. Пусть я умру, но умру рядом с тобой, а не у позорного столба.
Не раздумывая больше, Атаутельмек бросился в свою комнату и вернулся через минуту с золотой пластиной, которую ему дал Сияющий Бог. Он обнял девушку и, крепко поцеловав, повел ее к тайному ходу, через который они вышли далеко от города, в густых зарослях сельвы на пустынном берегу канала.
К рассвету беглецы успели подняться в горы, покрытые густыми непроходимыми лесами. Они уходили все дальше от страшного жреца и ужасной участи, быть принесенными в жертву. Постепенно их тревога рассеивалась, и на смену ей приходило восхитительное чувство свободы.
Они больше не боялись. Атаутельмек и Таилькона были счастливы так, как бывают счастливы влюбленные, оставшиеся, наконец, наедине. К полудню, поднявшись высоко в горы, они остановились у небольшого ручья. Наскоро перекусив плодами, которые собрали по дороге, беглецы вновь пустились в путь, стараясь уйти как можно дальше от города.
Я надеялся, что им удастся уйти от красноглазого, но знал, что он не позволит добыче ускользнуть так легко. Он будет их искать. И ему в этом поможет умение читать чужие мысли и острый нюх.
Как бы я хотел им помочь! Я начал усиленно пробиваться в мысли Атаутельмека, но у меня ничего не получалось. Он не слышал меня. Его мысли сначала были тревожными, полными страха. Потом они наполнились восторгом и любовью. Он с восхищением смотрел на свою храбрую и такую умную спутницу, смело вышагивающую рядом.
К вечеру путники поднялись высоко в горы и остановились на крутом склоне горного хребта. Рядом высились две горы, поднимавшиеся как гигантские остовы затонувших кораблей.
— Я хочу спрятать пластину …
— Нет. Ты не должен говорить об этом даже мне. Ты дал слово. Иди один, я подожду тебя.
Атаутельмек благодарно посмотрел на свою спутницу. Наклонился и поцеловал ее, а затем повернулся и решительно зашагал по тонкой, едва заметой тропе, пробираясь сквозь густые заросли сельвы.