Предназначение
Шрифт:
Саах раздувался. Он приподнялся и вылетел в окно, покинув молча уставившуюся вдаль Йу, задумчиво помешивающую ложечкой чай Нат и уронившего голову на руки Сааха. Он отправился в сны, как и прошлой ночью. Как и всеми прошедшими ночами, снова забыв на земле свое тело. Пока это было так. И не было никакой возможности избавиться от вредной привычки каждую ночь умирать в теле, хотя Саах видел нечто дальше этого...
"... тело пластичное, гибкое, бесконечное может,.. оно может участвовать во всех путешествиях сознания. Переживания могут быть тотальными. Более того, только с участием тела они станут абсолютно тотальными. Возникнет момент, когда человек в теле, не оставив позади трупа, пройдет сквозь состояние смерти и войдет вдруг в вечную жизнь. Это будет не усилие, не достижение, а естественная природа тела, ставшего вечным..." Мать смотрела с фотографии
Утром они встали, распили кофе, молча собрали вещи, отдали ключи соседям и вышли на улицу. Они шли по фосфоресцирующему меридиану закрыв глаза, взявшись за руки,.. Саах нагнулся, поймал за хвост разлинованную плоскость, - Время, - повернул его поперек его изначального движения. Все замерло, - всякая причина схватила собственное следствие и удивленно разглядывала саму себя такой, какой она должна была бы стать через эоны тысячелетий. Лицом к лицу... Они втроем, продвигаясь в себе, видели все. Но видели ли это те трое, Саах, Йу и Нат, что неслись в легковушке по мокрому от росы шоссе в направлении Большого Леса? Те трое, что высадились у первых корабельных сосен и вошли в молчаливый лес, оставив водителя недоуменно смотреть им вслед? Тихо исчезли они в чаще, гармонично и бесследно. Тишина вибрировала, уходя за горизонт широким гладким Путем. По этому Пути они направились. Самое интересное было то, что они не знали, куда. Если бы они это знали, они уже были бы там.
x x x
Ему было все равно, с чего начинать, во что верить, как жить и умирать. Но, странно, он никогда не мог представить себе свой конец, свою смерть. Отдаваясь потоку мысли, воображения, он уносился в будущее через года и года, ощущал леса, дома, машины, руки, бьющие его и ладони, ласкающие его; комнаты, кроватные сетки, бронированные двери с глазками, небо и океаны. Но дальше... дальше почему-то все терялось в облаке оранжевого света, который поглощал его, растворяя маленьких Саахов в своей непобедимой субстанции, оккупируя все, не оставляя места ничему, кроме себя, ни даже маленькой посторонней пылинке в этом оранжевом засилье... И потом Саах просыпался. Сколько он ни пытался, он не мог попасть туда в бодрствующем состоянии, сохранив себя. Будущее оставалось на запоре. И не мудрено...
Они были свидетелями собственного исчезновения в этом огромном лесу. Как кусочки сахара в ведре воды, они становились все меньше, пока в конце концов ими не овладела тишина, плотный покой, который уже давно ощущался снаружи, и вот, наконец, он вошел в них через ставшую пористой и податливой индивидуальность. Исчезли время и пространство, как функции ограниченного тюремного существования. Это был один из сюрпризов. Что ждало их дальше? Глупо было задавать вопросы. Инструмент, задававший вопросы, вдруг стал спокойным и прозрачным, думать не было нужды. Через два дня, в одно пасмурное утро, в этот молчащий приемник хлынули ответы на все вопросы в мире, и стало понятным, зачем нужна была эта тишина, абсолютный нерушимый покой, вобравший в себя этот неистовствующий поток ответов и каким-то чудом все же остававшийся неподвижным и непоколебимым, несущим в себе предпосылки вечности, как мимолетное обещание бесконечного бытия...
– "...каждый камень, каждая травинка разделит всеобъятность бессмертного существования и бесконечного пребывания. Это будет конец великой иллюзии, миллионнолетней болезни, это будет высочайшее излечение конечного от своей конечности..."
– "...Мать, это будет теперь? В этот раз?"
– "...Можно сказать, что на этот раз нечто будет сделано. И уже сделано. Осталось отработать кое-какие привычки, типа: есть, спать, умирать, кое-в-чем отстрадать... Но все уже сделано..."
Думал ли он о маленьком Саахе, бредущем по лесу с двумя женщинами и кучей непонятных, ненужных вещей в чемоданах, о голодном измученном Саахе со сбитыми ногами и тьмой, горящей в бескрайнем взгляде. В его глазах отражался лес, и само его тело было отражением в озере Мироздания формы его индивидуальности. Никто не помнил, когда по этому озеру пошла рябь, в результате чьей роковой оплошности. Может быть, это было нужно? Никто не знал, зачем. Видимо, только "никто" и мог бы ответить на все эти вопросы. Но этим "никто" нужно было сначала стать. А мог ли это сделать кто-нибудь в одиночку, оставив все остальное, весь окружающий мир таким, как он есть? Лишь бросив после себя труп... Лишь став пищей для смерти...
– "Нет, нет. Это не решение".
– Тайна была близка как никогда, но мир не
Вдруг она была нарушена. Стремительно сократившись, их сознание нырнуло в тела, разделившись на три маленьких невежественных комочка. Они стояли друг перед другом посередине заросшей лесной дороги, не в силах прозреть вышний промысел. Отождествление было слишком стремительным, и вопли измученных тел достигли их сознания, ослепив их болью, безысходностью, немощностью и грузом привычек. Поток мягкой белизны из глаз Нат иссяк, последние капли света озарили лик, и ноги ее подкосились, не в силах выдержать тяжести вековых накоплений. Истощение. Усталость. Банальная, всем известная формула. Все это было фальшью, безумным обманом! Но, боже мой, каким реальным обманом! Они не знали, где находятся, куда идти. Да и идти-то они не смогли бы. Они даже поверили бы в это, если бы не переживания всех предыдущих дней... Вдали послышался скрип, стук колес, громыхание и грубая ругань. Из-за поворота показалась телега с сидящим на дерюге мужланом полупьяного вида. Они сидели на обочине, сгорбившись и глядя в пустоту. Телега, поравнявшись с ними, дернулась и остановилась. Мужичок ошарашено посмотрел на троицу, сплюнул, осторожно слез, подошел ближе, встретился взглядом с Саахом и замер, не зная, что сказать. Он был предельно озадачен. Это жило, как движение часовой стрелки или как восход солнца, такое же незаметное, но неумолимое. Это вливалось в грудь через глаза и вызывало спазмы в горле. Мужик дернулся, выматерился и, злобно сверкнув взглядом, прошел обратно к телеге, бормоча под нос.
– Постой, - сказал Саах, - нам по пути.
Это были первые слова, сказанные за столько дней, и он закашлялся. Все произошло быстро. Мужик назвал плату, Саах кивнул, расплатился, они погрузились на телегу и заснули мертвейшим сном. Отражаясь в зеркале природы и невозмутимо вращая миры, ста-...
Глава 6. Предназначение.
Они приехали на глухой полустанок, откуда автобус должен был довезти их до города. Телега, покачнувшись, остановилась, мужлан полупьяного вида свесился, бросил поводья, слез с телеги и, подойдя к Сааху, грубо буркнул: "Десять". Саах медленно развернулся и посмотрел на мужлана. Тот задышал нерешительностью, но, оглянувшись по сторонам, напрягся и сказал более внятно: "Десять".
– ему хотелось набить морду этому хилому юноше, но он сдерживался.
– Ты взял с нас плату еще вначале пути.
– и, не дожидаясь ответа, Саах выгрузил вещи и помог сойти Йу, своей жене и Нат, ее подруге. Мужлан вырос у него перед носом, в бешенстве вращая глазами. Саах внимательно удивленно взглянул на него снизу вверх, всмотрелся пристальнее, осторожно отодвинул его за плечи со своего пути, взял вещи и с обоими женщинами прошел в здание гостиницы, - грязную деревянную избу, - предоставив вознице стоять и сверлить взглядом их спины, пока они не скрылись за дверьми. Спокойствием силы веяло от этих непонятных людей, от этого худого парня, не боявшегося в такие времена путешествовать с двумя женщинами. Мужик был в бешенстве. Он вскочил в телегу, хлестнул вожжами коня и, заорав что-то похабное, унесся по лесной дороге в чащу. Между избой и флигелем, на месте их разговора, остался кусочек пространства непробиваемой цементированной тишины.
– Здесь нет заведующего, нет управляющего.
– Но хоть расписание движения автобусов есть?
Женщина лениво скользнула по Сааху и его спутницам взглядом:
– Вы что, с Луны свалились?..
– С Солнца...
– ...какое расписание! Придет, так придет, а нет, так ждите до завтра. Не одни вы такие. Хотя,.. такие, как вы, всегда везде одни. Эй, постойте, крикнула она вслед удаляющейся тройке, - во флигеле располагайтесь, там чище и вообще... поспокойнее.
– Последнее слово она произнесла тихо, с ностальгической ноткой в голосе.