Предназначение
Шрифт:
Ветер дул ровно. Уолли вернулся к содержимому балахона.
– Давайте посмотрим, что еще мы тут можем найти, – пробормотал он.
Но следующим, что он нашел, был тонкий и острый кинжал, и Уолли решил, что он чем-то может быть смазан, например ядом.
– По здравому размышлению, до завтрашнего дня нам делать нечего. Можно оставить это занятие до тех пор, пока не станет светлее. Лорд Ротанкси, вас отведут в каюту. Возможно, вы проведете ночь комфортнее, чем мы. Днем вас проводят на палубу. Вам дадут пищу и обеспечат надлежащий уход.
– Приведя в состояние, более подходящее для допроса! – мрачно сказал старик.
– Пытки вам не угрожают, если вы их боитесь.
Ротанкси недоверчиво посмотрел на него:
– Правда? Великий Шонсу известен тем, что кастрировал мужчин в борделях. Разве не ты как-то снес дом за то, что ребенок бросил в тебя из окна помидором?
Уолли не нашелся, что ответить. Но тут заговорил Ннанджи:
– Те дни прошли, колдун. Можешь доверять его слову. Что касается меня, то я обработал бы тебя с кончиков ног до головы, но Лорд Шонсу будет хорошо за тобой ухаживать. Думаю, даже слишком хорошо.
Юное лицо Ннанджи излучало доверие. Колдун, похоже, успокоился и промолчал.
– Уведите его вниз, – сказал Уолли, – дайте ему еду, воду и одеяла. Давайте есть. Я голоден.
Он оставил балахон колдуна и поднялся на ноги. Красное пламя вспыхнуло над РегиВулом, и в воздухе запахло серой. Бог Огня сердился – и было за что, подумал Уолли. Совершенно ясно, что покров мистики с колдунов будет теперь сорван.., если воины захотят слушать.
Река сияла. Томияно поднял все паруса, торопясь к своему возлюбленному «Сапфиру».
– Я хотела видеть тебя мертвым. Уолли повернулся и обнаружил, что Доа стоит совсем близко.
– Мои извинения за принесенное разочарование, миледи.
– Теперь, я полагаю, ты надеешься, что я напишу балладу для тебя.
Голос ее был сладок, она улыбалась. Будь на ее месте другая женщина, он давно бы уже обнял ее и попытался поцеловать. Выражение ее лица совсем не соответствовало ее словам. Гениальность часто соседствует с сумасшествием – теперь он был уверен, что перед ним сумасшедшая. Что такого мог сделать ей Шонсу, чтобы возбудить такую ненависть и такое обожание? Не исключено, что любая песня, сочиненная ею об этом дне, послужит только разрушению его репутации – словесные оскорбления, положенные на бессмертную музыку. Даже если она напишет феерию, это мало поможет ему, потому что все, что он сделал, было хитростью. Воины отнесутся к этому так же, как к подвигам Катанджи. Скорее всего, это не произведет на них впечатления.
Сколько же в ней было женственности! Ее исключительный рост возбуждал его. Стараясь скрыть дрожь в голосе, он проговорил:
– Почту за честь упоминание обо мне в любой из твоих песен, миледи.
Глаза ее вспыхнули в ночи.
– Ты думаешь, я не смогу? Ты думаешь, баллада без воспевания кровопролития невозможна?
– Я думаю, что боги послали мне сегодня величайшую победу. Я очень рад, что обошлось без кровопролития.
Она недоверчиво хмыкнула, потом подошла к поручням и остановилась, вглядываясь в красный горизонт на западе.
Уолли невольно двинулся за ней.
– Расскажи мне все сначала. Что случилось с сорока девятью?
– Я не знаю.
Она, обернувшись, посмотрела ему в глаза:
– И ты полагаешь, что я тебе поверю?
– Это правда, Доа. Я получил удар по голове. И ничего не помню до момента прибытия в Ханн. Я встретился с Богом, и Он дал мне этот меч. Но я не помню ни жизни в Ханне, ни то, как вел тех сорок девять… Я даже не помню тебя. Вот почему я не узнал тебя тогда в ложе. Я подумал, что ты – мальчик.
Она проговорила с невероятно нежной интонацией:
– Ты лживый подлец, Шонсу. Ты обращался со мной как с грязью, но не думай, что я дура.
– Это был другой Шонсу, миледи.
– Свинья. Уолли сдержался:
– Могу поклясться в этом на моем мече.
– Но я докажу тебе. Я создам величайшую балладу про Шонсу, какую Мир еще не слышал, – и без кровопролития.
– Почту за честь.
Она нерешительно помолчала.
– Я должна знать о сорока девяти!
– Ничем не могу помочь.
– Ты подлец. Тогда завтра я спрошу колдуна.
Глава 5
– Ox, как я рада вас видеть! – проревела Брота, летя по палубе, как огромный красный галеон под всеми парусами, в своей развевающейся по ветру одежде, раскинув руки. «Грифон» только что подошел к «Сапфиру», но экипаж еще не успел крепко связать тросы, соединяющие корабли. Уолли перебрался через борт. Брота накрыла его, словно тент, а он обнял ее в ответ, не встретив сопротивления. Он глянул ей в лицо и увидел, что под напускной веселостью спрятано огромное напряжение.
Потом Джия. Он был в саже и рыбьей чешуе, вид его совершенно не располагал к интимным отношениям, но она обняла его и поцеловала, он вернул ей поцелуй, и это было огромным наслаждением. Как хорошо вернуться! Как хорошо иметь женщину, которая разбирается в своих чувствах, женщину, которая прекрасна и любима, и любит, да еще в высшей степени благоразумна.
Ветер, принесший их из Сена, раскачивал «Сапфир», стоящий на якоре в виду Касра. Сияло солнце, утро было прохладно, в воздухе пахло дождем.
Остальные члены экипажа собрались вокруг. Лица их были возбужденными, хотя экипаж «Грифона» был не в лучшей форме после четырех дней трудного плавания. Все обнимались и хлопали друг друга по спинам.
Два корабля стояли на якоре ниже по течению. Кроме них было еще два, на дальнем рейде, но громадная торговая площадь и улицы были пусты, словно в добропорядочном городке воскресным утром.
– Вы дошли до Сена? – спросила Брота. – Туда и обратно – за четыре дня? Как вам это удалось?
– Вслепую! – прокричал Томияно, присоединяясь к компании. – В темноте. Что случилось? Брота мрачно посмотрела на Уолли: