Предновогодье. Внутренние связи
Шрифт:
Очень и очень неплохо. Преступный замысел начал обретать реальные контуры. Пути отступления на случай неудачи нашлись.
Отбежав, я принялась разглядывать лестницу со стороны соседнего окна: крутая ли она, сколько ступеней, достает ли до земли или придется спрыгивать. Так усердно считала ступеньки, что приклеилась носом к стеклу.
Неожиданно меня как хлопнули по пятой точке! Взвыв от боли, я подскочила. Передо мной стоял Касторский с дружками.
— Кого это мы выглядываем? — спросил староста, поганенько улыбаясь. — И в весьма иротишной позе.
— Н-никого, — ответила я, заикаясь. Смотрела
Касторский подошел вплотную и провел по моей щеке ладонью. Я отбросила ее.
— Плохо за тобой присматривают, — осклабился староста. — Дерзкая и неприветливая. Люблю таких, как ты, воспитывать.
И подставил подножку. Не удержавшись, я с размаху уселась на подоконник. Хорошо, что не на пол, но ноги разъехались.
Касторский ухватился за мои колени и развел их.
— Ну и видочек! — заржал, а вместе с ним и его мордовороты.
Вложив всю ненависть, я оттолкнула Касторского, и он, не ожидая сопротивления, отлетел, но недалеко.
— Ах, ты с*ка! — взревел и медленно пошел на меня, закручивая кистью невидимую воронку. В ней появился полупрозрачный, но знакомый хлыст, постепенно уплотнявшийся. Иллюзия получилась хорошей и реалистичной.
Сжавшись, я закрылась, чтобы уберечь живот и лицо. Послышался свист, но удара не произошло. Рядом с Касторским стоял Мелёшин с бледным лицом, и взгляд у него был тяжелый, не предвещавший старосте ничего хорошего.
— Я предупреждал, что мне не нравится, когда за моей спиной пытаются испохабить то, что им не принадлежит, — чужим, не своим голосом сказал он. — Ты нарываешься. Ты уже нарвался.
Это могла быть 21.2 глава
Мэл свел ладони, что-то неслышно пробормотав, а когда развел, между пальцами переливался бликами фиолетовый многогранник — nerve candi [17] , парализующий группы мышц, смотря куда попадет заклинание.
17
nerve candi, нерве канди (перевод с новолат.) — нервосгусток
— Только попробуй, гад! — сказал Касторский, отступая за дружков. Его лицо пошло красными пятнами, глаза бегали.
Бугаи пошли на Мелёшина, обкладывая его с двух сторон. Каждый из них тоже создал заклинания: piloi candi [18] и gelide candi [19] больших размеров.
На мгновение забыв о том, что нахожусь в пренеприятнейшей компании, я завороженно смотрела на потрясающее зрелище: вращающийся насыщенно-голубой ершистый шар в руках одного и окутанную белыми нитями, потрескивающую сферу между ладонями другого. Заклинания были столь же прекрасны, сколь опасны своей величиной и последствиями.
18
piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
19
gelide candi,
Теперь понятно, на что намекал Бобылев, говоря о величии висоратства. Мгновенно создавать из ничего разрушительную красоту — это ли не венец человеческих возможностей?
Залюбовавшись, я не сразу заметила, что Мэл переложил фиолетовый шар в левую руку и принялся медленно обходить противников побоку, в то время как они прикрывали Касторского. Тот трусил и прятался за спинами товарищей.
Дислокация поменялась. Передвигаясь с невероятной гибкостью, Мелёшин сместился и закрыл меня спиной, одновременно перебирая пальцами и наращивая nerve candi. Ох, не повезет тому, кто примет заклинание на себя.
Противники замерли в угрожающих позах, не решаясь начать. Внезапно в другой руке Мэла появилось и начало расти мутное переливающееся уплотнение, казалось, втягивающее в себя окружающее пространство. Мордовороты растерялись.
— Трое на одного? — процедил презрительно Мелёшин.
— А ты как хотел? — оскалился Касторский, выглядывая из-за широких спин дружков. — Отдал бы, и без проблем.
Вместо ответа Мэл без предупреждения метнул nerve candi в прячущегося Касторского. Заклинание, рассыпавшись фиолетовыми искрами, впиталось в ноги старосты. Тот повалился на пол, ноги его не держали.
— Ах ты, гнида! — завизжал он.
Бугаи собрались ответить и уже вскинули руки, как вдруг, неловко сбросив заклинания, загнулись и обхватили головы ладонями. Мелёшин, тоже схватившись за уши, не удержал переливающийся мутный сгусток, и тот, сорвавшись, рассыпался на полу с тихим звоном и растаял каплями.
Мэл оклемался первым и выругался трехэтажно на лежащего и поскуливающего Касторского.
— Козлина, еще раз устроишь падлу, я тебе раскрою череп!
Схватил меня за локоть и потащил по лестнице наверх. На следующем этаже он долго тряс головой:
— Надо же, какая сволочь! Оглушил, а ведь видел, что у меня в руках deformi [20] .
Я слушала Мелёшина и с пустыми глазами смотрела на свои кривые и косые руки. Только что они создали заклинание легкого оглушения, вернее, совсем даже не легкого, а вполне ощутимого. Если Мэл узнает, что я чуть не покалечила всех участников конфликта, то без сожаления приложит головой о батарею. Заклинание деформации создавало жуткие уродства, стягивая кожу. Представляю, какими красавцами мы заявились бы на лекцию.
20
deformi, деформи (перевод с новолат.) — деформация
Мелёшин продолжал громко возмущаться, а потом переключил недовольство на меня:
— Опять его спровоцировала? Тебя же предупреждали — это в последний раз.
— Никого я не провоцировала, — устало воспротивилась обвинению.
Плечи заломило. Началась отдача — результат неправильно наложенного заклинания. Еще бы знать, каким образом удалось его создать. Но факт остался фактом — у меня получилось!
— Он тебя ударил? — спросил Мэл.
— Не успел.
— Не пойму, почему он к тебе прилип. Мало других развлечений?