Предполагаем жить
Шрифт:
Илья поверил матери и начал рассказывать о поездке: о бабушке, о малом Андрюшке, о рыбалке, о старой слепой Чурихе, которая приняла его за доктора Хабарова и просила вылечить. Про главное и больное он не стал говорить, жалея мать.
Это было всего лишь два дня назад. Но нынче, у тетушки Ангелины, прежде чем отправиться спать, Илья сел у компьютера, нашел сайт rusfond.ru, открылась страница, на экране появились детские лица и текст: "Перед Вами письма простых людей… Перед Вами – лица
Но, слава богу, мальчика, так похожего на племянника Андрюшку, двух лет от роду, синеглазого, с пороком сердца, на экране не было. Слава богу. И спасибо маме.
В спальне, с открытой настежь балконной дверью, в постели своей,
Илья заснул сразу, лишь подушки коснувшись.
И так же легко проснулся, когда утреннее низкое солнце желтыми лучами вломилось в комнату через окно и раскрытую дверь.
А внизу, возле дома, по садовым дорожкам уже бродил Тимофей. Илья спустился к нему.
– Забыл… Какую-то розочку Геля мне приказала утром посмотреть и понюхать. Очень красивую. Она спит, – сказал он о жене. – Возилась со мной долго. Спину мне растирала. А я по привычке рано встаю. Но завтракаю позднее, а ты, если хочешь…
– Нет, нет… – отказался Илья. – Погуляем. В сосновой роще, – вспомнил он утро вчерашнее.
Они вышли через садовую калитку; сосновая роща встретила их утренним густым горьковатым настоем словно не воздуха, но живительного пития.
По мягкой хвойной подстилке тропкою, а потом напрямую они неторопливо шли, одинаково осязая и принимая простые радости летнего погожего утра.
– А вот муравейник… – сказал Илья.
– Проснулись. Работнички… – коротко одобрил Тимофей муравьиную жизнь и глядел на нее завороженно.
Склониться над муравейником; отколупнуть от соснового золотистого ствола каплю пахучей смолки; остановиться, глядеть, как высоко, далеко светят небесная синь и бель облаков в прогалах сосновых вершин; на опушке радоваться порханью бабочек и радужному сиянью стрекоз, греясь вместе с ними в утреннем солнце, – разве не счастье?
Из зеленого сумрака – на солнечную поляну и снова под зеленую сень.
Словно остановилось время.
Но оно текло неприметно. И вот уже голос Ангелины зовет и зовет их.
Пришла пора возвращаться.
– Как хорошо погуляли… – вздохнул Тимофей, словно уходя из какой-то иной жизни снова в нынешнюю.
Не в пример вчерашнему дню, сейчас он выглядел здоровее, моложе: походка легкая, разгладились морщины лица и спина не тревожит.
– Так и надо – каждый день гулять и гулять утром, – внушал Илья.
–
Такое место, такие сосны…
– Рано уезжать приходится. Работа… – оправдывался Тимофей.
– Сколько можно работать? – искренне жалея уже немолодого дядюшку, спросил Илья. – Просто жить надо. Это так прекрасно. Проснуться утром и идти гулять в эту рощу. Спокойно, неторопливо… Сосны, небо, река, поляна, муравьи, птицы. Сколько всего!
– Ты – молодец. Ты прав, – вздыхая, соглашался дядя. – Это прекрасно: проснуться, никуда не спешить, идти на прогулку. Собачку завести. Маленькую, для компании. Это – замечательно… Никуда не спешить.
И жене своей, Ангелине, их встречавшей, он стал говорить с необычным воодушевлением:
– Илюша – такой молодец! Мы так хорошо гуляли в сосновой роще! Такой воздух… Тебе, Геленька, тоже надо по утрам гулять. И надо бы нам вместе… Мы когда-нибудь вместе с тобой будем гулять. Все наладится.
Я не буду работать, собачку заведем и будем гулять по утрам, никуда не спеша.
Ангелина перевела взгляд с мужа на племянника, почуяв не столько в словах, сколько в голосе мужа, в молодом блеске глаз что-то новое, не больно понятное.
– Пора пить чай, – остудила она неожиданный пыл супруга и вспомнила:
– А ты посмотрел, как расцвела Ландора? Ты же вечером ничего не увидел.
– Посмотрел, Геленька, посмотрел. Удивительно… Замечательно расцвела.
– Вот видишь, а ты еще не хотел. Хватит да хватит…
– Виноват, Геленька. Но ведь ты настояла – и правильно сделала.
Можно, я тебя поцелую?
– А ты не забыл про качели? И мавританский газон? Вдруг приедут Вера и Миша, а у нас и качелей нет. Дети так любят качели. Вот и пусть качаются. Представляешь… – мечтательно проговорила Ангелина. – Они – на качелях, а мы рядом сидим, в креслах, на мавританском газоне. И любуемся…
– Конечно, Геленька. Это очень красиво. И я ничего не забыл. Все заказано. Но ты молодец, что напомнила. Я проверю обязательно. И накручу хвосты…
Тимофей понимал жену. Качели, мавританский газон… Все это – пустяки.
Дело в том, что дочь обещала привезти внуков на лето. Готовились, ждали с нетерпеньем. Но вот уж скоро и лету конец, а их нет. Не дождались. Разве не печаль? Жена крепится, не говорит об этом. Но ведь плачет душа…
– Мавританский газон – это чудо: алые высокие маки над зеленью.
Очень хорошо смотрятся. Вот у Вайнштейнов…
– У нас будет лучше, Геленька! Под твоим руководством…
– У нас не будет лучше, – обиженно возразила ему Ангелина, – потому что у Вайнштейнов – плавательный бассейн, а у нас его нет. Это даже неприлично как-то… Не иметь бассейна.
– Что бассейн… – посмеялся Тимофей. – Вот Кауфман строит у себя подземный бункер в трех уровнях, с автономным жизнеобеспечением на три месяца. Представляешь, три месяца можно со всей семьей там отсиживаться.