Предполагаем жить
Шрифт:
– А это зачем? – не поняла Ангелина. – На случай войны? Так лучше просто уехать куда-нибудь.
– Спроси у Кауфмана, он расскажет.
– Нет, нет… – решительно отказалась Ангелина. – Сидеть взаперти, без цветочков… Вот Вайнштейны покупают дом в Черногории, и это разумно.
Во-первых, удобно: в гостиницах теперь очень неспокойно. А во-вторых, недвижимость, а в третьих – если мы купим дом где-нибудь в Черногории или Словении, наши будут приезжать. Им понравится.
– Ну Геленька… Мы же об этом говорили. Но давай еще подумаем,
– Но я же не о Флориде речь веду. Всего лишь о Черногории…
– Я понимаю, Геленька. И обещаю подумать.
– Спасибо, Тимоша. Еще хотела тебе рассказать…
Началась обычная милая воркотня за долгим неторопливым воскресным чаем и завтраком; на просторном балконе, который словно парил над землей и рекой. Рядом с близкими облаками и теплым солнцем.
Говорили о всяком. Но в душе хозяина дома от утренней, казалось бы, обычной прогулки осталась какая-то сладкая заноза, временами бередящая. И тогда он вздыхал, мечтательно поднимая взгляд от собеседников и накрытого стола куда-нибудь в сторону: к близкой реке или синеющему за рекой лесу.
– Мы так хорошо погуляли… – вспоминал он. – Тебе, Геленька, надо утром гулять в сосновой роще. И надо завести собачку, небольшую, терьера какого-нибудь.
– Какие еще собачки? – не разделила его мечтаний жена.
– Понимаешь, Геленька, – пытался он объяснить неясные свои желания.
– Вот когда я не буду уже работать, совсем уйду… Вот тогда собачка нужна. Ей по утрам надо гулять в любую погоду. И я буду в любую погоду: в дождь и в снег, – решительно заявил он. – Мне это полезно.
– Какие-то у тебя фантазии непонятные, – обеспокоилась Ангелина.
–
Ты хорошо спал? Давай померим давление.
– Ну, это я наперед, – оправдывался супруг. – Когда-нибудь… Мы ведь когда-нибудь будем совсем старыми, и вот тогда…
– Нет, нет… Пожалуйста, не надо никаких фантазий.
Тимофей вздыхал, подчиняясь супруге, но сладкая утренняя заноза порой бередила, хотелось поговорить об этом. И в течение дня, когда
Ангелины не было рядом, он говорил с племянником:
– Да, да… Ты прав, Илюша. Это прекрасно: прогулки, покой. Это замечательно. Но с другой стороны. Если не работать, то ничего не будет. Деньги, Илюша, деньги… На мою, даже генеральскую, пенсию разве проживешь? А ведь кроме этой пенсии – ничего. На коммунизм работал. Воровать тогда было нельзя. И не модно, – усмехнулся он.
–
Как сейчас.
С пустыми руками ушел со службы. А теперь… Ты сам видишь. Другая жизнь. Этот дом… Он – прекрасный. Но за него надо платить и платить.
А Гелины газоны, цветочки? Каждая розочка… – покачал он головой.
–
Столько стоит… А садовник? Помощницы… Геленька уже привыкла.
А наш Красавчик? За ним следит доктор. Да-да… Каждую неделю приезжает. Обязательно. А Гелино здоровье? Врачи… Очень дорогая клиника. Психотерапевт там замечательный. Это ей нравится. А Карловы
Вары, Словения… Геленька очень полюбила Италию. К хорошему быстро привыкаешь. А еще бестолковый мой зять. Бизнес его. Без меня он давно бы по миру пошел.
С торговлей разорился. Теперь вот брокерская контора. Туда денег – как в прорву. Не успеваю расплачиваться. А толку не будет, я вижу. Нет, нет… Он – хороший человек. Но вбил себе в голову, что он – бизнесмен. И не вразумишь. А это ведь дочь моя, внуки… Не могу же я их оставить.
– Но это ведь каторга, – сострадая дядюшке, говорил Илья. – Так нельзя. И можно ведь по-другому.
– Нет, нет! – горячо возразил ему Тимофей. – Это вовсе не каторга!
Конечно, я работаю много, и мне порой трудно. Годы свое берут.
Сбросить бы лет десять хотя бы. Но… – сделал он значительную паузу.
– Это не каторга, Илюша, поверь. Напротив, это счастье. Я рад, что могу работать и зарабатывать неплохие деньги. Самому мне много не надо. Но вот этот дом – это хорошо, это удобно. А главное – Геля.
Мне приятно, что я могу ее содержать достойно. Она это заслужила. По всей стране кочевали, как цыгане. Всю жизнь с чемоданом в зубах.
Только устроимся – перевод. Поехали. А теперь есть возможность, пусть поживет в удовольствие. Я радуюсь, что могу выполнять ее желания, капризы. Дом, цветы, обслуга, хороший отдых, не говоря о еде и одежде. Ей это нравится, и мне это нравится. И дочери я буду помогать, внукам, хотя они далеко и уже отвыкли. Но я буду им помогать. Это мне тоже приятно. Все это перевешивает работу, ее трудности. И я очень доволен, что я это могу, что я еще в силах. Ты понимаешь меня? – спросил он.
– Может быть… Хотя не совсем… – нерешительно ответил Илья.
Убеждали его не столько слова дяди Тимоши, сколько энергия слов и вид дядюшки, тон голоса – во всем была искренность, которой нельзя не поверить.
– Но когда-нибудь… – с тихой улыбкой вспомнил Тимофей утреннюю прогулку. – Когда все утрясется, вот тогда… Тогда по утрам я каждый день буду гулять в этой роще. С собачкой… надо подумать о собачке.
Чтобы небольшая, но милая. Терьер. А может быть, той-пудель. Будем гулять. И в дождь, и в снег… – сказал он мечтательно.
– О чем вы все толкуете? – ухватывая не весь разговор, но лишь хвост его, спрашивала Ангелина. – Какие опять собачки?..
– Это мы о будущей жизни, Геленька, – успокаивал ее супруг. – Просто мечтаем.
– Мечтать хорошо, но желательно без собак. Потому что наш Красавчик не любит собак и даже слышать о них не хочет. Мы не должны его огорчать. Вот ты только говоришь про собак, а он услышал и обиделся, куда-то ушел. Красавчик, Красавчик! Ты где? Нет никаких собак и не будет! Обещаю тебе… Красавчик, Красавчик! – нежно выпевала Ангелина.
– Красавчик! Куда ты спрятался?
Искренне посмеявшись над тетушкиной печалью, Илья перевел взгляд на