Предположительно
Шрифт:
— На что, бл*ть, уставился?
Продавец пытается переварить всю эту ситуацию. Он знает, что Тед что-то задумал, он просто не понимает, что именно. Тед хватает меня за руку, и мы несемся через весь магазин.
— Эй, погодите-ка, — в панике кричит нам вслед продавец. Тед ускоряется. Он тащит меня за собой через дверь, на аллею, через всю улицу. Пять кварталов спустя, мы замедляем свой шаг.
— Прости. Мне не следовало делать это с тобой.
Я смеюсь, задыхаясь от нашего небольшого побега. Так вот, чем занимаются обычные дети? Они чувствуют тот же адреналин? Ту же любовь? Тед усмехается и снова становится собой, будто ничего не произошло.
— Голодная? — спрашивает он.
Мы находим «Бургер
— Еще хочешь?
Хочу, но показаться прожорливой мне не хочется, так что я качаю головой. Он улыбается, но его улыбка быстро сходит на нет. Он складывает свои руки на столе. Его кулаки выглядят так, будто кошка использовала костяшки его пальцев, как когтеточку. Понятно, чего испугался продавец.
— Детка... я должен кое-что тебе рассказать.
Мое сердце уходит в пятки.
— Помнишь, когда мы только встретились, ты спросила меня, что я натворил. Я тебе не ответил, потому что... я не хотел, чтобы ты начала смотреть на меня... иначе.
О, нет. Что, если я встречаюсь с убийцей? С настоящим убийцей.
Он делает глубокий вздох.
— Когда мне было четырнадцать, я был таким потерянным, Боже. Ходил на вечеринки и напивался, как взрослый мужик. Большинство парней из моей команды были старше меня. Так что я просто делал то же, что делали они. И что они мне говорили. Они говорят мне надрать чью-то задницу? Я иду выбивать из этого человека дерьмо. Они просят ограбить винный магазин? Он будет ограблен. Весь год я состоял на учете, мотался по колониям из-за всяких мелочей, ничего серьезного. Мое личное дело было огромным. В конце концов, к нам пришел социальный работник, сказал маме, что моя удача уже на исходе и мне пора бы взять себя в руки. Но меня тогда не было дома, я не знал. Я был со своими парнями, нажирался и творил всякое дерьмо на крыльце одного парниши. Мимо проходила девушка. Мой друг пригласил ее выпить с нами. Она напилась в стельку. Мы все были пьяны до беспамятства. Он затащил ее в дом, мы все пошли за ним. Кажется, она потеряла сознание. Потом... он закинул ее на диван и стащил с нее юбку... после второго парня она проснулась и закричала. Он велел мне держать ее руки и не отпускать.
Тед ерзает на стуле, устремив свой взгляд вниз, на стол.
— Они заткнули ей рот и пустили ее по кругу... я был чертовски напуган... я отпустил ее. Она пнула последнего парня и убежала. Они орали на меня за то, что я дал ей уйти. Позже приехали копы и арестовали нас всех. По обвинению в изнасиловании. Той девчонке было тринадцать.
Он, наконец, смотрит на меня.
— Но, клянусь, я ее не насиловал!
Он ее не насиловал, но он держал ее, пока это делали остальные. Как он мог быть настолько тупым? В панике, он пытается взять меня за руку.
— Детка, мне было страшно, я был пьян... я... я не понимал, что творю. Но это, в купе со всеми остальными моими обвинениями, сыграло им на руку. Меня отправили в тюрьму за пределами штата, выпустив оттуда, когда мне исполнилось семнадцать. Те мои друзья, с которыми я был, до сих пор винят меня в том, что нас поймали. Из-за того, что я отпустил ее. Я встретил одного из них позавчера, по пути домой. Эти трофеи оттуда.
Он показывает на синяк и разбитую губу.
— Клянусь всем на свете, я ее не насиловал. Я бы никогда так не поступил. И не понимал, что делаю. Я был всего лишь ребенком.
Это оправдание пытался применить в суде мой адвокат. Разыграть карту «она всего лишь ребенок, она не знала, что творит». Но, когда вас ловят с поличным в попытке спрятать улики, сложно пытаться доказать, что вы не понимаете, что происходит.
— И? — наконец говорю я.
— И, я просто хотел, чтобы ты знала. Вот и все.
Я расслабляюсь и позволяю ему взять себя за руку. Как я могу его осуждать? Мое преступление гораздо хуже.
Предположительно.
— Но, хей...
Он копается под столом и достает оттуда шоколадный торт от «Hershey's»15.
— С днем рождения, — нерешительно говорит он и смотрит на меня, как бы спрашивая: «все в порядке?»
Он не забыл. Я знала, что он не забудет.
— Спасибо, — смеюсь я, читая надпись на коробке. Шоколадный мусс, взбитые сливки и хрустящий бисквит. Он улыбается и расслабляется.
— Это немного, но на следующей неделе я собираюсь сводить тебя в кино. Просто мне не хотелось, чтобы этот день прошел мимо тебя... совсем незамеченным.
Я улыбаюсь. Из-за него. Из-за торта. Из-за всего этого дня. Никто во всем мире не был так счастлив тому факту, что я появилась на этот свет, так, как Тед.
Тед достает снимок ультразвука и снова начинает его изучать. Его улыбка способна осветить собой всю комнату.
— Итак. Если у нас будет мальчик, как ты хочешь его назвать? Только никаких Джуниоров!
Я зачерпываю ложкой кусочек торта. Просто восхитительно.
— Хммм... Бенсон.
— Ладно. А, если будет девочка?
Я думаю об Алиссе, но быстро проглатываю это имя.
— Оливия.
Он смеется и смотрит на фотографию.
— Потрясно.
Я сделала Теда счастливым, а это лучший подарок на день рождения из всех возможных. Подарок, которого не заслуживаю, потому что, если он узнает правду о том, что я сделала, он возненавидит меня. Он порвет со мной, и я останусь одна. Без Теда. Без малютки. Без мамы...
На мои глаза снова наворачиваются слезы. Тед смотрит на меня.
— Оу, милая, не плачь.
Он пересаживается ко мне на диванчик и обнимает меня. Плачу уже второй раз за месяц. Теперь я точно уверена в своей беременности.
— Все хорошо, детка. Все будет хорошо, — шепчет он мне в затылок, поглаживая меня по спине.
Ничего хорошего уже не будет. Но я не могу сказать ему об этом.
5 глава
Из записей Доктора Алекса М. Спектора, главного психиатра больницы Беллвью, Нью-Йорк
По прибытии в Беллвью, Мэри было назначено два антипсихотических препарата: Фенотиазин, чтобы контролировать приступы агрессии, о которых было сообщено, и Тегретол, чтобы стабилизировать ее настроение. Также, был выписан курс Риталина для лечения диагностированного ранее синдрома дефицита внимания с гиперреактивностью.
Как бы то ни было, Мэри никогда не проявляла неспособности к обучению, в крайней степени — гиперреактивность или импульсивность. В школьных записях нет данных о дисциплинарных нарушениях или вспышках насилия на уроках. В каждом отчете о ходе обучения подчеркивается ее внимательность, вдумчивость и способность следовать инструкциям. За восемь месяцев, проведенных здесь несмотря на то, что она не сказала ни слова, ей был продемонстрирован познавательный интерес, отличная память и способность справляться с отведенными ей задачами. Такими как закрашивание картинок, не выходя за поля, и написание сложных предложений. Мы запросили официальную документацию и отчеты из источников, поставивших первоначально эти диагнозы, но никто не смог предоставить нам подобную информацию. Это подвело нас к вопросу: проходила ли она вообще психиатрическую экспертизу.