Предпоследняя передряга
Шрифт:
— Разве можно спать, когда этой самой ночью в отель доставят сахарницу?! — спросил Клаус.
— Что? — спросила Солнышко. — Как?
Клаус вытащил из кармана записную книжку и пролистал странички, на которых записывал все наблюдения Бодлеров.
— Ею принесут вороны, — сказал он.
— Вороны? — удивилась Вайолет.
— Воронам не впервые приходится переносить важные грузы, — сказал Клаус, напомнив сёстрам о воронах из Города Почитателей Ворон, которые приносили Бодлерам весточки от Квегмайров. — Потому- то Эсме Скволор и высматривает их Глазным Подкрепителем Видения.
— Ж. С. тоже, — сказала Солнышко, вспомнив, что говорил то ли Франк, то ли Эрнест о наблюдении за небом.
— Поэтому Кармелита
— И поэтому не то Франк, не то Эрнест велел мне вывесить из окна сауны липучку для птиц, — сказал Клаус. — Если сбить ворон из гарпунного ружья, они упадут на липучку, и он поймёт, что доставить сахарницу не удалось.
— Но кто именно велел тебе вывесить липучку — Франк или Эрнест? — спросила Вайолет. — Ведь если это был Франк, то липучка станет для волонтёров сигналом о поражении. А если Эрнест — она станет для негодяев сигналом о победе!
— А как же сахарница? — спросил Клаус. — Если гарпун попадёт в ворону, она же выронит сахарницу. — Он с хмурым видом перевернул страницу в записной книжке. — Если вороны уронят такой тяжёлый предмет, он упадёт прямо в пруд.
— Нет, наверное, — сказала Солнышко.
— А куда ему ещё падать? — спросила Вайолет.
— Постирка, — сказала Солнышко, что означало «В прачечную».
— А как же она попадёт в прачечную? — спросил Клаус.
— В трубу, — ответила Солнышко. — Франк сказал. Или Эрнест.
— Потому-то тебе и велели повесить замок на дверь прачечной, — сказала Вайолет. — Тогда никто не сможет забрать сахарницу.
— Но кто же велел тебе это сделать — Франк или Эрнест? — спросил Клаус. — Ведь если это был Франк, сахарница окажется надёжно спрятана от негодяев, которые стремятся её заполучить. А если Эрнест — сахарница окажется надёжно спрятана от волонтёров, которые обязательно должны её получить!
— Ж. С., — сказала Солнышко.
— Ж. С. — ключ к разгадке этой тайны, — согласилась Вайолет. — Эсме Скволор считает, будто Ж. С. испортит ей вечеринку. Сэр считает, будто Ж. С. сам устраивает эту вечеринку. Хэл думает, будто Ж. С. здесь, чтобы прийти на помощь. Кит думает, будто Ж. С. может оказаться врагом. А мы даже не знаем, мужчина это или женщина!
— Как слепцы, — сказала Солнышко. — И слон.
— Нужно разыскать Ж. С., — согласился Клаус. — Только как? Найти постояльца в огромном отеле — это как разыскать книгу в библиотеке.
— В библиотеке без каталога, — тихо добавила Вайолет, и трое Бодлеров при свете лягушачьей лампы обменялись печальными взглядами.
Детям уже приходилось в самых отчаянных обстоятельствах отыскивать ответы на свои вопросы во множестве библиотек. Они расшифровали сообщение в библиотеке, за стенами которой бушевал ураган, и разыскали важные сведения, когда их выслеживала в библиотеке зловещая особа в жутких туфлях. Они обнаружили жизненно важную информацию в библиотеке, которая состояла всего из трёх книг, и раздобыли нужнейшую карту в библиотеке, которая представляла собой всего-навсего кипу бумаг под столом. Бодлеры умудрились найти разгадки некоторых тайн даже в полностью сгоревшей библиотеке, от которой осталось всего несколько обрывков горелой бумаги и девиз на железной арке. Вайолет, Клаус и Солнышко на мгновение задержались у стойки посыльных и вспомнили все библиотеки, которые им доводилось видеть, не зная, поможет ли им то, что они уже сумели узнать, в поисках одной-единственной книги в этой непостижимой библиотеке — в отеле «Развязка».
— «Здесь царит покой», — повторила Солнышко девиз, который обнаружили её брат и сестра, и когда эхо её слов затихло под сводами вестибюля, над головой у детей послышался шорох — легчайший шелест, еле различимый из-за кваканья лягушек.
Шорох становился все громче, но в сумраке под куполом ничего не было видно, поскольку тьма была черна, словно ворон, одиноко парящий в беспросветной ночи. Наконец Вайолет подняла над головой лампу в виде лягушки, насколько хватило провода, и дети сняли тёмные очки. И вот они разглядели тёмную фигурку, которая спускалась из механизма часов на чем-то вроде толстой верёвки. Зрелище было странное и даже зловещее — словно паук спускался из паутины, — но Бодлеры не могли не восхититься ловкости, с которой это делалось. С легчайшим шорохом фигура все приближалась, и наконец дети увидели, что это человек, высокий и тощий, а руки и ноги у него торчат под странными углами, словно он сделан не из плоти и крови, а из коктейльных соломинок. Он спускался по верёвке, которую сам же и разматывал, — я вам не рекомендую проделывать подобные упражнения без должной тренировки, а лучший тренер, к несчастью, вынужден скрываться после того, как некий штаб в горах подожгли негодяи, и теперь он зарабатывает себе на жизнь, выступая с номером «Паук» в бродячем цирке. Почти достигнув пола, фигура проделала элегантный пируэт, отпустила верёвку и бесшумно приземлилась. Человек зашагал к Бодлерам, остановившись лишь затем, чтобы снять пылинку со слова «УПРАВЛЯЮЩИЙ», затейливо вышитого на кармане куртки.
— Добрый вечер, Бодлеры, — сказал он. — Простите, что я раньше не сказал вам, кто я такой, но мне надо было убедиться — вы те, кто я думаю. Наверное, было очень трудно блуждать по отелю без каталога.
— Так значит, каталог существует?! — спросил Клаус.
— Разумеется, существует! — ответил человек. — Думаете, стал бы я организовывать работу всего этого здания согласно Десятичной Системе Дьюи, забыв при этом снабдить его каталогом?
— Но где же этот каталог? — спросила Вайолет.
Человек улыбнулся.
— Пойдёмте покажу, — сказал он.
— Капкан, — шепнула Солнышко брату и сестре, и старшие Бодлеры кивнули.
— Мы никуда не пойдём, пока вы нам не докажете, что вам можно доверять, — сказала Вайолет.
Человек снова улыбнулся.
— Разумеется, ваша подозрительность вполне оправданна, — сказал он. — Когда я встречался с вашим отцом, Бодлеры, то, чтобы узнать друг друга, мы декламировали стихи одного американского поэта-юмориста.
Он вышел на середину вестибюля и, сделав театральный жест странной костлявой рукой, начал читать стихи:
Теологи в невежестве И в истовом запале Нередко так на диспутах Пространно рассуждали С учёным видом о слонах, Которых не видали.Стихи американских поэтов-юмористов девятнадцатого века зачастую не совсем понятны, поскольку эти авторы используют слова вроде «истовый», что можно перевести на современный язык как «подлинный», «диспуты», что означает попросту «учёные споры», «запал», который можно назвать и «ажиотаж», и тут уж вам судить, какое слово понятнее, или «пространно», что означает «длинно и многословно». Эти поэты были способны посвятить целую строфу теологам, то есть людям, которые изучают то, кто во что верит. Поэтому даже Бодлеры, которые слышали стихи американских поэтов-юмористов девятнадцатого века много раз и с раннего детства, не все понимали в этой строфе, хотя им, конечно, было ясно: слепцы спорили понапрасну, в этом и состоит смысл стихотворения. Но Вайолет, Клаусу и Солнышку не обязательно было знать, что означают эти строки. Им нужно было знать лишь то, кто их сочинил.