Предрассветные миражи
Шрифт:
Нонна была из числа тех, кто находился рядом с Кирой и в минуты радости, и в минуты неприятностей. Впрочем, до того момента, когда карьера Андрея оказалась на грани полного провала, крупных неприятностей у Киры не было. И даже пока Нонна сама еще не вышла успешно замуж, она умела радоваться за подругу и быть рядом. Такая уж у нее была натура. И Кира, по характеру человек довольно закрытый и мало кому доверяющий, ценила Нонну, как никого другого, и потому только ей одной она позволяла задавать себе вопросы о личной жизни и только ей отвечала на них.
Она немного запуталась в ситуации с Глебом, правда, не хотела в этом сознаться, уверяя себя, что все под контролем. Вопрос Нонны лишь подтвердил ее подсознательные опасения.
— Да, мы довольно тесно общаемся, но ты же знаешь почему.
— Слушай, Кира, расскажи кому другому, хорошо? Ведь у вас далеко не все так просто, ну сознайся?
— Да, — вздохнула Кира, — все совсем не просто.
— Ты влюбилась?
— Даже не знаю. Скорее нет, чем да. Но он мне интересен. Знаешь, я человека с таким нежным сердцем еще никогда не встречала. Глупо звучит, да? О мужчинах обычно так не говорят. Но… Он так… так трогателен. И так наслаждается каждым глотком жизни. Даже у молодых такого не встретишь.
— Да что ты все о его возрасте упоминаешь? Что такое пятьдесят пять? Расцвет, можно сказать!
— Ну да, расцвет… — Кира задумалась. — И все же… Есть в нем что-то трагичное. Словно он боится, что его солнце вот-вот зайдет. Я не понимаю, откуда это. Не понимаю, почему у меня такое чувство. И еще…
— Что?
— Похоже, что он влюблен в меня. Я думала, это просто флирт, своеобразная игра, знаешь, как это бывает. Люди выбирают роли и разыгрывают спектакль, отлично отдавая себе отчет в том, что они на сцене. Но тут… Похоже, он не играет.
— Тебя это тяготит?
— По крайней мере, я бы не хотела, чтобы все так далеко зашло. Я не желаю причинять ему боль.
— Тогда остановись.
— Не могу. Сейчас не могу. Он мне помогает вырулить из этой дурацкой ситуации с Андреем. Андрей ведь даже не знает, что мы готовим ему такую классную подмогу. Я пока ничего ему не говорила.
— Ты думаешь, он будет в восторге, когда узнает, каким образом ты ему помогаешь?
— А у него нет выбора. Я уверена, что все получится, поэтому ему останется лишь поблагодарить меня.
— Не знаю. — Нонна задумалась. По ее мнению, Кира мужа недооценивала. Нонна всегда восторгалась их браком, их взаимопониманием, стабильностью, особенно пока сама не вышла замуж. После обретения собственного опыта она понемногу стала замечать, что в ее семье пусть и не всегда так мирно и спокойно (Вадим иногда любил «выпустить пар», и Нонна не уступала), зато в итоге они всегда мирились, не оставляя невысказанным ничего, что могло бы накапливаться и отравлять их жизнь в дальнейшем. А между Кирой и Андреем иногда ощущалась некая недосказанность. Они умело гасили ссоры, особенно мастерски владела этим Кира, уходя от конфликтов. Но когда почва для конфликтов есть, а выхода взаимным претензиям нет, рано или поздно они все равно скажутся так или иначе. Кира на это возражала, что чаще всего повод для конфликта существует лишь на момент конфликта, и если сконцентрироваться на нем, то он выйдет за рамки одного мгновения, а если обойти, то так и останется в прошлом. Возможно, она была права, но Нонне казалось, что Андрей временами витает в мире собственных фантазий, уносящих его куда-то в неопределенном направлении, в мире, о котором Кира не подозревает только потому, что не имеет желания туда заглянуть.
Как и в какой форме до Андрея дошла информация о том, что Кира встречается с Глебом, осталось загадкой. Но факт есть факт — он узнал. И разозлился не на шутку. Кира даже не ожидала, что Андрей может так разозлиться. Гроза разразилась как раз в один из тех ласковых летних вечеров, который Кира провела с Глебом в чудесном загородном ресторанчике на природе, где подавали лопатку молодого барашка, запеченную на углях, с ледяной водочкой. Глеб предложил это место, предупредив по дороге, что хозяин ресторана человек капризный, признает только своих. И если Кире не понравится его еда, лучше этого не показывать.
— Обижаете, Глеб! — рассмеялась в ответ Кира. — Разве я похожа на того, кто способен расстроить хозяина?
— Нет, — улыбнулся Глеб, — пожалуй, даже слишком не похожа. Может, тебе было бы полезно иногда давать волю эмоциям?
Кира перестала улыбаться и помолчала, прежде чем ответить.
— Почему вы это сказали?
— Ты и сама знаешь. У тебя ведь намного больше сокровищ в сердце, чем ты показываешь людям. Не трудно?
— Что?
— Держать все время себя под контролем? В рамках?
— Вы не правы. Я не позирую. Я говорю то, что думаю.
— Хорошо, пусть будет так.
Глеб улыбался, время от времени отвлекаясь от дороги и с доброй снисходительностью поглядывая на Киру, как на милое дитя, неумело скрывающее свои мысли. До ресторанчика они ехали почти два часа, и Кира уже успела пожалеть, что согласилась. Но место того стоило. На берегу реки, в окружении прохладного леса расположились невысокие деревянные столы с резными скамейками. Рядом с ними, на глазах посетителей, жарились на углях мясо и рыба. Людей было немного, обстановка напоминала больше частный пикничок, чем ресторан, настолько было уютно и по-свойски. Глеб, увидев хозяина, радостно поприветствовал его. Тот кивнул, но подошел позже, когда они уже уселись за стол.
— Как поживаешь, цыган? — спросил он Глеба.
— Пойдет. Как сам-то, дед?
Хозяин, такой же высокий, крепкий и спортивный, как Глеб, с пышной седой шевелюрой и бородой, улыбнулся и по-дружески обнял Глеба.
— Тоже пойдет.
— Это Кира, Дед, мой друг, и мы ужасно голодны.
— Мы дружим семьями, — зачем-то промямлила она.
Кира немного смутилась под пристальным взглядом хозяина. «Интересно, за кого он меня принял?» — подумала она.
— Что будем? Ну, тебе, как всегда, твое любимое, а даме?
— А что у нас в качестве любимого? — поинтересовалась Кира.
— Лопатка ягненка. Кстати, сегодня у нас поленья еловые, так что аромат — закачаетесь.
— Тогда и мне «любимого».
— По полной программе?
Глеб кивнул. Хозяин удалился отдать распоряжения.
— Мой очень хороший друг. Когда-то вместе альпинизмом занимались. Его уже тогда дедом все называли за рано поседевшие волосы. Так и закрепилось за ним прозвище.
— А вас, значит, цыганом прозвали?
— А меня цыганом. Я ведь уже вечность по свету мотаюсь.