Предрассветные миражи
Шрифт:
Кира все-таки не выдержала. Непроницаемое лицо мужа доконало ее, и она сорвалась на крик.
— Не порти все одним росчерком пера, — добавила она тише и вышла.
Она слышала, как он выключил компьютер и свет и лег спать. Она еще долго ворочалась, размышляя, что будет делать, если он и в самом деле уйдет с работы. Придется ей тогда работать, и не просто так, а искать нормально оплачиваемую службу. Да это в принципе не проблема, с ее мозгами и связями отца она найдет себе применение. Просто обидно будет распрощаться с мечтой, так долго лелеемой в душе. Посольство, статус, заграница, дипломатическая жизнь… Работать где-нибудь на фирме, даже при приличном заработке, это совсем другое.
Не об этом мечтала Кира Доронина, когда выходила замуж за блестящего молодого человека, подающего большие надежды.
А ведь до последнего времени все шло так хорошо… Будь проклята эта Кристаллинская. Все из-за нее и ее статьи. Ну и из-за неожиданно проявившейся слабохарактерности мужа, конечно. И зачем тогда Кира встречается с Глебом? Он обещает помочь, но если Андрей уволится, то уже никакая помощь не понадобится. Нет, надо остановить это безумие. Любыми способами. Ведь она еще имеет влияние на мужа, она достучится до него, обязательно достучится.
Утром она встала рано, как и всегда. Даже бессонная ночь не сбила ее биоритмов. Приняла душ и вышла на кухню сварить кофе. К своему удивлению, застала там Андрея, жующего бутерброд.
— Ты? Так рано?
— На работу хочу пораньше прийти.
— На работу?
Она не решилась спросить, что гонит его так рано на работу. Отдать заявление об уходе? Неужели все же решился?
— Да, на работу. Семью кормить.
В словах его смешались сарказм и горечь. И отчаяние.
— Ты права, я не один на этом свете. У меня есть ты, и я в ответе за тебя. Я должен думать о будущем.
— Значит, заявление…
— Я не буду подавать.
Она вздохнула. Хотела сказать, что он принял правильное решение, но его глаза, глаза смирившегося с неволей загнанного зверя, остановили ее. Кира приготовила ему кофе и горячие бутерброды. Они позавтракали в полной тишине. Перед уходом она подошла поправить ему галстук.
— Знаешь, Андрюш, я… я не хочу тебя заставлять делать что-то против твоей воли. Я хочу, чтобы ты правильно меня понял, я же все для тебя…
Он приложил палец к ее губам.
— Я знаю, милая. Я знаю. Поэтому я иду на работу. Ты права. Как всегда. А я — идиот и валял дурака.
Он поцеловал ее в щеку и вышел. Только почему-то у Киры вместо радости возникло чувство, отнюдь не похожее на счастье. А ведь она в очередной раз добилась своего.
«У нас все будет хорошо, я знаю, я верю, — повторила она про себя несколько раз как молитву. — Все проходят через сложности. И мы их пройдем. У нас все будет хорошо».
Восстанавливая в памяти события последних недель, Кира обнаружила, что не все дни отпечатались в ней с одинаковой яркостью. Некоторые моменты совершенно стерлись как незначительные, другие всплывали так, словно случились только что. Ярче всего Кира помнила, что она старалась. Старалась изо всех сил. И усилия ее были направлены на сохранение семейного благополучия. В круговороте произошедших событий она воображала себя машиной, мчащейся по дороге с беспорядочным движением. У нее был свой, четко определенный маршрут, и она непременно хотела добраться до цели. Для этого приходилось обгонять другие машины, нарушать правила, сигналить, сбивать зеркала, царапать бока, но ехать. Ехать, не останавливаясь. Почему-то ей казалось, что, если только остановится, она попадет в пробку, которая не рассосется никогда. И придется ей там стоять вечно, без движения, без цели, без надежды. И она продолжала гонку. Встречи с Глебом, странные, завораживающие, стирающие грань между расчетливой игрой и истинным волшебством человеческого обаяния. Дом, где все усилия шли на поддержку мужа, его жизненного тонуса, настроения, вдохновения, желания двигаться дальше. Мозаика отношений, никак не складывающаяся в единый узор.
— Ты не боишься, что о твоем романе узнает Андрей? — спросила ее как-то Нонна в те дни.
Вопрос не застал Киру врасплох, она думала об этом, и не раз.
— Да какой роман? Это и романом-то не назовешь. Мы же не спим друг с другом, так, просто что-то типа дружбы. Да и посмотри на него, он же старше меня на четверть века!
— Весьма тесная у вас дружба, позволь заметить. — Нонна скептически поджала губы. Ей совсем не нравилась эта история. Она знала Киру давно, и вместе они провели достаточно времени, чтобы знать друг о друге практически все. Муж Нонны не имел никакого отношения к политике, но Нонна всегда стремилась быть в центре светской жизни, для чего и примкнула к Кире, став одной из самых активных участниц различных мероприятий типа благотворительных выставок и других подобных акций. Матроны дипломатического корпуса всегда нуждались в ком-то, кто бы взял на себя организационную часть, «черную», так сказать, работу — съездить туда-сюда, привезти то и это, и Нонна стала просто незаменимой в этой роли. Вскоре она зарекомендовала себя с самой лучшей стороны и стала постоянной участницей их сборищ. А потом Нонна встретила Вадима Аркадьева, своего будущего мужа. Вадим являлся одним из спонсоров их выставки, направленной на сбор денег для детского дома. Вадим владел крупным банком, был успешным и известным в своих кругах бизнесменом. Нонна, яркая длинноногая брюнетка, крупная, пышногрудая, сразила щупленького Вадима сразу и наповал. Вскоре они поженились и Нонна получила другой статус — супруги и партнера известного бизнесмена. Она не стала, как многие жены крупных бизнесменов, длинноногим украшением банкира, а взяла на себя часть обязанностей, которые до нее Вадим не доверял никому. Теперь уже с ней должны были искать встречи те, кому нужны были средства на благотворительность.
Новый статус Нонну ничуть не изменил. Она по-прежнему с удовольствием помогала своим подругам организовывать разные мероприятия, когда было свободное время, и по-прежнему была проста, мила в общении. С Кирой они дружили на удивление близко, хотя обладали абсолютно разными темпераментами. Нонна являлась единственным человеком, кому кроме родителей Кира могла доверить свои мысли по поводу Андрея и его дел. А то, как разворачивались события после выхода злосчастной статьи, она даже и родителям не рассказывала, сделав Нонну единственной своей поверенной.
Друзья познаются не только и не столько в беде, сколько в счастье. Вопреки поговорке «друзья познаются в беде», в женской дружбе все происходит наоборот. Легко быть другом, когда у подруги несчастье. Так просто и естественно пожалеть, подставить плечо, посочувствовать, когда кому-то плохо, хуже, чем тебе, сразу находится неимоверное количество утешительных слов и советов. Но вот когда подруга вдруг становится успешнее тебя, дела ее идут в гору, лицо так и светится от счастья, вот тут-то и выявляются истинные подруги. Те, кто сможет находиться рядом в такой момент, искренне радоваться за тебя, не завидовать, разделить с тобой успешный период жизни даже тогда, когда у самих у них далеко не все так гладко.
Где проходит та тонкая грань между здоровой, так называемой белой, завистью, способствующей развитию человека, толкающей его к новым достижениям, и черной, снедающей изнутри, портящей зачастую жизнь не только завистнику, но и объекту его зависти? Что происходит, когда внутреннее убеждение «Я тоже так смогу, если постараюсь!» трансформируется в самопоедание: «Почему у других есть, а у меня нет?»? Когда «а чем я хуже?» превращается в «а чем она лучше?»? Нонна продержалась в подругах у Киры именно потому, что никогда не позволяла себе завидовать по-черному, особенно в те времена, когда у самой дела шли не ахти как хорошо. Нонна не завидовала не только Кире, вообще никому. Она могла восхищаться кем-то или могла беззлобно посплетничать, но успехи других никогда не омрачали ее жизнь. Возможно, поэтому она и преуспела в личной, и не только, жизни, легко и не напрягаясь.