Предрассветные миражи
Шрифт:
— Ты что, не знал, о чем она собирается писать? — бушевал красный от гнева Зелотов. Его всегдашняя невозмутимость изменила ему. Валерия Марковича можно было понять. Он и сам выслушал от начальства немало «приятного» и получил указание разобраться в случившемся. А как разбираться? Не вызывать же на ковер Кристаллинскую. Демократия, чтоб ее. В нынешние времена так просто свободных журналистов не прищучишь. Не то что раньше. Раньше бы он мигом на нее управу нашел. А тут… Только Ладынин и оставался в качестве козла отпущения. Он и был виноват, что тут скажешь. Упустил. Не предусмотрел. Не предупредил начальство о готовящейся статье. Не сумел смягчить конфликт.
— Столько времени прошло, Валерий Маркович, я и не думал, что она будет держать это за пазухой.
— Да какая разница, сколько прошло времени! Она словно выжидала более удобного момента. Как раз сейчас, когда мы находимся на таком важном этапе переговоров с Австралией, да что мне тебе объяснять! Ты и сам все знаешь. И главное, Ладынин, главное и худшее…
Зелотов остановил свой поток возмущений. Министр недвусмысленно объяснил ему, что именно больше всего возмутило верхи. Паршиво было говорить это в лицо Андрею, в которого он так верил, считал чуть ли не своим протеже, но что оставалось делать? Андрей выжидательно смотрел на шефа, нутром чуя, что сейчас услышит.
— Главное и самое паршивое, Ладынин, что произошла утечка информации. Ты понимаешь, насколько это серьезно? Переговоры об особом соглашении с австралийцами велись в режиме строгой секретности, об этом знали единицы, и из этих единиц с Кристаллинской контактировал только ты, понимаешь? И как мне прикажешь все это расхлебывать? Ко всему прочему, ты за нее ходатайствовал там, в ПНГ, перед властями. Нам даже припомнили, что ты вмешался в дело о нелегальном аборте, так хотел ее выгородить. Это еще что за чушь? Ты мне ничего не докладывал об этой истории.
— Да какой там аборт, Валерий Маркович! Ей тогда клеили все, что можно, лишь бы припугнуть тюрьмой. А то, что хлопотал за нее… Так меня ведь за этим туда и посылали.
Зелотов удивленно уставился на своего молодого подчиненного. Что-то он осмелел слишком. Молчал бы в такой ситуации, дал бы выговориться шефу, совета бы попросил, а он тут, видишь ли, оправдывается, да еще таким спокойным тоном, еще и его норовит записать в виновные.
— Значит, по-твоему, это я во всем виноват, а, Ладынин?
Андрей понял, что перегнул палку, и потупил взгляд, чтобы не выдать своего презрения ко всей сложившейся ситуации.
— Нет, я этого не говорил, Валерий Маркович.
Зелотов вздохнул. Тяжело навалился на стол всем своим грузным телом и задумался, постукивая карандашом по столу.
— Вот что, Ладынин… Бумаги о твоем назначении, как ты знаешь, все еще у министра. Тут я тебе ничем помочь не могу. У тебя есть несколько недель на то, чтобы что-нибудь придумать. В принципе, я должен был бы уволить тебя сегодня же, и не просто уволить, но и отдать тебя на растерзание тем, кто занимается утечкой информации. Ты понимаешь, о ком я говорю? Не хотелось бы называть вещи своими именами…
Ладынин побледнел.
— Но, Валерий Маркович, вы же знаете, что я бы никогда не сделал этого. Тем более что я не знал всей информации. Вы знаете, мой уровень не допускает меня до…
— Знаю, знаю, — с досадой махнул рукой Зелотов. — Именно это меня и смущает. Некоторые детали, указанные в статье, ты действительно не мог знать. По крайней мере, не должен был знать. Но так как только ты общался с этой журналисткой, других подозреваемых нет. Если не исправишь ситуацию, сам понимаешь… Конечно, никто не станет обвинять тебя без полного расследования, но… Все можно повернуть и так и эдак. Дал информацию или просто навел на нужных людей, пронырливость журналистки или прокол дипломата… Понимаешь?
Андрей кивнул. Чего уж тут не понять? Кого-то надо наказать,
— Есть мысли какие-нибудь, что сможешь сделать?
Андрей пожал плечами.
— Думаю.
— Ну думай, думай. Для твоего сведения, эта твоя Кристаллинская сейчас в Москве. Со всей семьей.
— С семьей?
— Ну да — муж, ребенок. Все в сборе. Так что подумай… Возможно, есть смысл с ней встретиться… Ну так, неофициально, сам понимаешь. Чтобы потом она не написала в какую-нибудь западную газетенку, что мы на нее оказываем давление. Поговори с ней, по старой дружбе, так сказать, вытяни максимум информации. Ведь ты для нее немало сделал. Теперь ее очередь.
Андрей вновь поспешил опустить взгляд и прикусить язык. Немало сделал… Ну да. Особенно когда они приказали ему оставить ее там на растерзание властям и уехать. Она, возможно, вообще его видеть не захочет. И чего они от нее ожидают? Он зашел в свой кабинет и уселся перед компьютером. Расслабил узел галстука, расстегнул ворот белоснежной рубашки. Чего они от него все хотят? Что он может сделать? Докопаться, откуда Кристина узнала о тайных переговорах? Не пытать же ее. С какой стати она станет выдавать информатора? А с другой стороны, если этого не произойдет, будет испорчена не только его карьера, но и вся жизнь. Утечка информации никогда не прощалась. И наказание за это строгое. Посадить, конечно, не посадят, но шеф прав, повернуть смогут как угодно. Черт возьми! Все каким-то образом находят выход из ситуации, знают, что делать. Все, кроме него самого. Даже Кира говорит словами Зелотова. И ведь предлагала же она ему самому выступить с предложением встретиться с Кристиной. Шеф был бы доволен, может, не так бушевал бы. Но из какого-то чувства внутреннего противоречия Андрей не сделал этого. Да и не знал он, что сказать ей. Вымаливать защиты и помощи? Не мог. А может, просто его нежелание, страх увидеть вновь Кристину сильнее, чем все эти катаклизмы на работе?
Глава 6
Кира относилась к тому типу женщин, которые с возрастом только хорошеют. Точнее, пожалуй, не хорошеют, тут другое слово будет более уместно — расцветают. Именно расцветают. Хорошенькими такие женщины могут быть и в детстве, и в подростково-школьном периоде, но в пору своего расцвета они вступают тогда, когда их начинает постепенно наполнять уверенность в себе, мудрость, приобретаемая с годами, знание человеческой натуры, мужской в особенности, и, самое главное, с годами к ним приходит осознание своей силы.
В свои двадцать девять лет Кира выглядела привлекательной, уверенной в себе женщиной. Она не сомневалась в своей притягательности, в том впечатлении, которое она оказывала на мужчин, но при этом за годы брака мысль об измене никогда не посещала ее. Секс занимал в ее жизни не последнее, но и не первое место. Она никогда бы не ринулась с головой в омут страсти и на женщин, бросающих все ради любимого мужчины, смотрела свысока. Отношения в постели с Андреем были наполнены взаимной нежностью и отзывчивостью тел. Она научилась хорошо чувствовать мужа и себя, научилась находить удовольствие как в пылающем энергией и огнем, так и в мягком, неторопливом сексе. И даже когда страсти в их постели понемногу улеглись и количество уступило место качеству, она не ощущала неудовлетворенности, напротив, больше наслаждалась сбалансированностью своей жизни, где всему было место: и сексу, и разговорам по душам, и уважению, и любви — словом, всему, что, по ее мнению, необходимо было счастливой семье. Пожалуй, именно эта удовлетворенность и придавала ей такую привлекательность — привлекательность уверенной и довольной собой женщины.