Предсказание для адвоката

Борохова Наталья Евгеньевна

Елизавета обиженно округлила глаза, вероятно, сообразив, что последние сорок минут она общалась сама с собой.

– Я же говорила вам, – начала она. – В предсказании Эммы точно была описана болезненная страсть Константина. Помните про беса, сидящего внутри?

– Ну, и что из этого?

– А то, что Кротов занимает видное положение в обществе и для его репутации губительны подобные слухи. Представьте, как обрадуются злопыхатели, когда на первых страницах газет появятся следующие заголовки: «Сексуальные утехи известного телевизионного магната», «Садизм по-кротовски», «С плеткой по жизни»?

– Желтая пресса может много

чего написать, – отмахнулся Майков. – Стоит ли обращать внимание на бульварные газеты? Кроме того, для людей размаха Константина Кротова подобные слухи только реклама. Так сказать, прививка популярности.

– Я не совсем с вами согласна. Кротов сейчас делает первые шаги в политике, и достоверные сведения о том, что он ломает жене нос и тушит о ее ягодицы сигареты, поставят его в крайне затруднительное положение. Боюсь, что после этого ему не останется ничего, кроме как организовывать примитивные шоу на телевидении.

Павел Майков был вынужден признать, что определенная логика в доводах Елизаветы прослеживалась. Но самолюбие не позволяло ему сделать это вслух, поэтому он продолжал упрямиться.

– Ну и что вы предлагаете? – напустив на себя безразличие, спросил он.

– Провести освидетельствование Марии Кротовой и установить наличие на ее теле следов регулярных издевательств, – невинно сообщила Дубровская.

Нет, определенно эта девица была глупа! Она не видела ничего дальше своего вздернутого носа. Надо же такое посоветовать! Бросить вызов такому известному человеку – это все равно что против ветра плевать. А кто, спрашивается, будет отвечать за последствия? Не эта же пигалица с вытаращенными от возбуждения глазами?

Но Майков сдержал себя.

– Наличие на теле супруги Кротова синяков и шишек не состоит в прямой причинной связи с расследуемым убийством, – внушительно сказал он. – Да меня его адвокаты в порошок сотрут. С чего вдруг я лезу в личную жизнь людей, которые даже не являются обвиняемыми по нашему делу?

– Да, но ведь вы вправе провести такое следственное действие в отношении свидетеля убийства? – упрямо настаивала Лиза.

– Конечно, если только это поможет его раскрыть.

– А вдруг вы потом сможете обосновать мотив убийства?

– А вдруг не смогу? Что тогда?

– Но надо же хотя бы попытаться!

– Мне эти попытки могут дорого стоить.

– Как же вы тогда собираетесь отыскать убийцу Эммы?

Хороший вопрос! Действительно, как? Майков понимал, что уголовное дело медленно, но верно идет к своему логическому финалу – к приостановлению. Следы убийцы затерялись во мраке, и с этим, увы! ничего поделать было нельзя. Конечно, он предпринял все, что требовалось по закону: осмотрел место происшествия, допросил свидетелей, произвел необходимые экспертизы. Судебные медики не сказали ничего нового, кроме того, что было и без того известно следствию. Смерть Эммы наступила в результате перелома теменной кости, образовавшегося от удара краем обуха топора. Кстати, тот самый топорик, который незадачливая Мария носила в руках, был также предоставлен специалистам. Кроме отпечатков пальцев Кротовой и следов томатного кетчупа, ничего не обнаружилось – ни крови, ни волос потерпевшей. Стало быть, орудие преступления, аналогичный топорик, следовало искать в другом месте. Но где?

Уголовное дело вязло в трясине догадок, домыслов и слухов, а бедный следователь боялся взять верный след. Куда ни кинь – всюду клин.

Так кратко можно было охарактеризовать ситуацию, в которой он оказался. Громкие фамилии фигурантов внушали Майкову священный трепет. Его ужас только усиливался при мысли о том, что он может потревожить своим подозрением влиятельного человека, а после того, когда дело подобно мыльному пузырю лопнет, за его собственную судьбу никто не даст и ломаного гроша. Поэтому сведения, сообщенные Дубровской, он встретил без всякой радости, скорее с подозрением. Связываться с Константином Кротовым было хлопотно и малоперспективно. Бизнесмен кичился полезными связями на самом высоком уровне и обид не прощал. Заявлять ему открыто о некоторых «вольностях» в его отношениях с супругой мог только законченный идиот. Павел Майков себя таковым не считал. Он привык действовать наверняка и без всякого риска. Поэтому он предпочел бы проверить информацию, а потом уж решать, что с ней делать. Зачем вызывать на себя гнев Кротова, если это можно сделать тихо, в обход? Кажется, у него даже появилась дельная мысль…

– Не хотите ли чаю? – весело спросил он Дубровскую.

Та, озадаченная резкой переменой в настроении следователя, только кивнула головой. Откуда ей было знать, как раздобыть нужные сведения? Ведь помочь Майкову должен был тот, кто изначально отказал в помощи Елизавете. В том, что Павел Грек это сделает, следователь знал наверняка…

Известный хирург нервничал. Это было видно по тому, как дрожали его изящные, длинные пальцы, в которых он держал сигарету. По всей видимости, врач не был рабом пагубной привычки и к курению относился равнодушно. Но сигарета давала шанс расслабиться, а заодно и рассеять внимание следователя. Поэтому он изредка подносил ее к губам, неглубоко затягивался и часто сбрасывал пепел в пустую банку из-под кофе.

– У нас есть сведения, уважаемый Павел Алексеевич, о том, что вы используете свое ремесло в антиобщественных целях, – начал беседу Майков.

– Боюсь, я не понимаю, о чем речь, – ответил хирург. Тогда он казался спокойным и даже улыбался своей ленивой, снисходительной улыбкой. – Я осуществляю свою деятельность строго в рамках закона.

– Всегда? – с ехидцей спросил следователь.

– Разумеется.

– Можно полюбопытствовать, кто ваши клиенты?

Грек пожал плечами:

– Различные люди: актеры, певцы, просто богатая публика – словом, все те, кому небезразлична собственная внешность.

– Нельзя ли сказать конкретнее?

– Видите ли, существует понятие врачебной тайны, профессиональной этики, наконец. Если я буду распространяться о том, какую операцию сделал себе известный бизнесмен и сколько литров жира я откачал у знаменитой певицы, моей карьере придет конец. И это справедливо, в конце концов. Люди доверяют мне не только свое тело, но и тайны, которые я обязан хранить.

– Вот именно об этих тайнах мне и хотелось с вами поговорить.

– Боюсь, это невозможно. Я думал, что объяснил доходчиво…

– Вполне. Но существуют ситуации, когда ваше молчание само по себе является преступлением.

– Не понимаю.

– Сейчас поймете. Предположим, к вам обратился преступник. Причем это вам доподлинно известно. Он просит изменить внешность, чтобы уйти от ответственности. Ваши действия?

Грек заерзал на месте. Он полез зачем-то в нагрудный карман и вытащил оттуда носовой платок. Затем, раздосадованный, пихнул его обратно.