Предсказание
Шрифт:
Так вот на листочке, который я взял со стола, было написано:
ДЕЛА ПОСЛЕ ЛЕНИНГРАДА
1. СДЕЛАТЬ ПРОФИЛАКТИКУ «ВОЛГЕ».
Ну, это пусть теперь дочь делает, поскольку машина отказана ей.
2. В ПОНЕДЕЛЬНИК В 4 ЧАСА СУД С ГЕНЕРАЛОМ.
Хрен с ним, со старым маразматиком. Доверенность адвокату отдана, могу и не приходить. Хотя, честно говоря, я был бы не прочь обозреть это военное мурло, обвинившее меня в дезертирстве с фронта, и выслушать его извинения. А в том, что старый пердила извинится, у меня сомнений не было. Ибо когда кончилась война, мне еще не стукнуло семнадцати.
3. ОТПРАВИТЬ
Перебьется, у меня уважительная причина — помер. Жаль, конечно, что не увижу английского издания. Впрочем, я много чего не увижу.
4. ДОГОВОРИТЬСЯ С КРОВЕЛЬЩИКАМИ О РЕМОНТЕ КРЫШИ НА ДАЧЕ, А ТО ВО ВРЕМЯ СИЛЬНЫХ ДОЖДЕЙ ПРОТЕКАЕТ.
Пусть договаривается Детский фонд. Я не хотел, чтобы в нашем с Оксаной доме жил кто-нибудь, поэтому завещал дачу детскому дому. Тем более что и у дочери, и у пасынка имелись загородные строения.
5. СЪЕЗДИТЬ В ЛАВКУ ПИСАТЕЛЕЙ.
Я вон какое огромное количество книг не успел прочитать, на фиг мне еще новые, которые я даже не перелистаю…
6. КУПИТЬ ЖРАТВУ.
Тут я задумался. Вообще-то последний пункт в наши дни осуществить совсем не просто. Но если я намереваюсь устроить собственные поминки, то, пожалуй, его надо выполнить. Негоже звать гостей на прощальную пирушку и не угостить их до отвалу. Кстати, надо обзвонить, пригласить…
В списке имелись еще кое-какие пункты. Но все остальные отмеченные мной дела и события, предполагалось, произойдут в середине недели и, следовательно, меня уже не касались. Хотя, не скрою, на некоторых мероприятиях я хотел бы побывать.
— Я изучил список твоих дел, — сказал младший Горюнов, выключая видеомагнитофон, — Чем займемся сейчас?
— Думаю, надо пригласить друзей на ужин, — ответил я. — А потом я хочу заехать на кладбище. После поедем за продуктами.
— У тебя есть какой-нибудь блат? — поинтересовался Олег. — А то ведь ни черта не купишь.
— Обижаешь, начальник, — сказал я, — Как же у нас можно прожить без блата? У меня есть больше, чем блат. У меня имеется меценат — директор «Гастронома». Раньше меценаты посылали на свои деньги художников и певцов в Италию учиться, а сейчас меценатство приняло иные формы. Если вдуматься, довольно-таки уродливые. Ради того, чтобы сказать своим дружкам, к примеру: «Ко мне вчера Мишка Ульянов приходил или Генка Хазанов», директор снабжает кое-кого из популярной братии дефицитом. И при этом ничего лишнего сверх цены не требует. — Сверх он берет с других, непопулярных.
— А тебе не стыдно этим пользоваться? — ехидно спросил двойник, — Ты же у нас прогрессивный. Слывешь совестью.
— Очень стыдно, — покладисто согласился я, — Но хочется кушать. Я только вид напускаю, что принципиальный. А вообще-то только и делаю, что поступаюсь принципами.
— А что это за суд с генералом? — спросил Олег.
— Пока я буду обзванивать друзей, ты можешь познакомиться с кипой доносов от наших славных вояк… Слушай, а ты только мои мысли можешь читать? Что было в башке у Поплавского, ты не догадывался?
Я порылся в письменном столе и достал большой конверт, на котором почерком Оксаны было написано:
«ПЕНТАГОН ПРОТИВ ОЛЕГА».
— У меня было какое-то сомнение: слишком легко он согласился принять яд, — сказал младший. — Но читать мысли я умею только твои. Так что извини…
— Вся эта хренобень с военными началась после моего юбилейного вечера, показанного по «ящику».
— Я видел… и одобрил…
— А министр обороны, в отличие от тебя, очень не одобрил. Силы, как сам понимаешь, неравные — у него бомбы, ракеты, танки, пушки и высокие коммунистические идеалы. А у меня пшик…
В это время в дверь позвонили. Я с изумлением уставился на Олега, тот дернул плечами, и я отправился открывать.
А Олег погрузился в газетные статьи, письма и доносы, которые появились в результате моего телевизионного вечера.
— Вы мне назначили сегодня на три часа, — сказал посетитель, когда я распахнул дверь.
Я с трудом узнал его — это был старик актер из Театра имени Маяковского. Он раза два играл небольшие эпизоды в картинах по моим сценариям, а в театре его фамилия обычно замыкала театральную программку — третий слуга, второй убийца или четвертый горожанин. Он действительно настойчиво домогался свидания со мной, замучил звонками и, отказываясь объяснить, зачем я ему понадобился, каждый раз говорил, что это очень важно, и не для него, а для меня. И что я буду ему очень благодарен за встречу. Наконец я сдался, кляня себя за бесхребетность, и назначил ему встречу. И, конечно, забыл. Я с отвращением смотрел на явившегося сейчас так некстати человека.
Первым порывом было немедленно захлопнуть дверь перед его носом, но вместо этого я выдавил из себя нечто вроде улыбки и сказал:
— Заходите, я вас жду.
Старик, увидев младшего Олега, произнес:
— У меня конфиденциальный разговор!
Я провел его в кабинет, предложил стул и сказал умоляюще:
— Только прошу вас, у меня плохо со временем… Так что вспомним чеховскую сестру таланта, а именно краткость…
Глаза старика лихорадочно блестели:
— Олег Владимирович, дорогой! Вы знаете, страна на грани краха! Всюду развал! Надо призвать правительство к решительным мерам и действиям. И я придумал, как это сделать!
— Но я-то при чем?.. — начал было я, но он вскочил со стула и вдохновенно зашептал:
— Именно вы можете спасти страну! Именно вы в состоянии повернуть курс правительства! С социалистическим путем пора кончать!
Я понял, что имею дело либо с безумцем, либо с фанатом.
— Что я могу сделать? — протянул я, думая о том, как избавиться от посетителя.
И тут он выпалил:
— Вы должны совершить самосожжение на Красной площади! Под плакатом, призывающим правительство к объявлению свободы, демократии и частной собственности!
И старик победоносно глянул на меня, ожидая ответного восхищения.
— Идея действительно интересная… — задумчиво процедил я, но мой собеседник не уловил иронии.
— Я так и знал, что вам понравится. Поэтому я обратился именно к вам.
— Но у меня есть кое-какие планы, которые…
— Никакие личные планы не могут сравниться с интересами страдающего Отечества, — продекламировал гость. Видно, служение музе театра наложило отпечаток на его манеру выражаться.