Предсказание
Шрифт:
— Под окнами прелестной девушки? Огромнейшее удовольствие, мой дорогой кузен. О! Вам этого не понять, вам, человеку строгому и суровому: для вас единственное удовольствие — выиграть битву или добиться очередного триумфа вашей веры. Я же, господин адмирал, — другое дело: война для меня лишь мир между двумя увлечениями — любовью старой и любовью новой. Между прочим, такой закон установил Господь. Я полагаю, что Господь, наверное, поместил меня в этот мир, чтобы я любил, ибо ни на что другое я не гожусь. Тем более, таков Господний закон: Господь повелел нам любить ближнего своего как самого себя. А я, будучи отличным христианином, ближних люблю больше, чем
— Но где вы виделись с мадемуазель де Сент-Андре?
— Ах, мой дорогой адмирал, это долгая история, и если только вы не решитесь, несмотря на суетность моего рассказа, в качестве доброго родственника составить мне компанию не менее чем на полчаса, то советую — не настаивайте, оставьте меня наедине с моими грезами, наедине с луной и звездами, моими обычными собеседниками, которые, однако, представляются мне менее яркими, чем тот свет, что сияет за окнами моего божества.
— Дорогой кузен, — засмеялся адмирал, — у меня относительно вашего будущего такие планы, о каких вы и не подозреваете, так что в моих интересах изучить вас во всех лицах, а то, что вы демонстрируете мне сегодня, не столько лицо, сколько фасад. Так откройте же мне все двери! Ведь я хочу иметь дело с настоящим Конде, великим полководцем, так что покажите мне, как я могу к нему войти; а если на месте героя, которого я ищу, я найду всего лишь Геракла, сидящего с прялкой у ног Омфалы, или Самсона, спящего на коленях у Далилы, то укажите мне путь, по которому я смогу уйти.
— Значит, надо, чтобы я рассказал вам всю правду?
— Всю.
— Как исповеднику?
— Даже больше.
— Предупреждаю, что получится самая настоящая эклога.
— Самые лучшие стихи Вергилия Марона не что иное, как эклоги.
— Тогда я начинаю.
— Слушаю.
— Остановите меня, если вам надоест.
— Обещаю, но думаю, что останавливать вас не придется.
— А! Слышу великого и искушенного политика!
— Знаете, мой дорогой принц, может показаться, будто вы надо мной смеетесь?
— Это я смеюсь? Знаете ли вы, что подобные слова могут заставить меня безрассудно броситься в пропасть?
— Ну, начинайте!
— Это было в сентябре, после охоты, устроенной господами де Гизами для всего двора в Мёдонском лесу.
— Припоминаю, что мне о ней рассказывали, хотя я лично там не был.
— Тогда вы конечно же припомните, что после охоты мадам Екатерина вместе со своими фрейлинами, со своим, как его называют, «летучим батальоном», направилась в замок господина де Гонди в Сен-Клу; это вы помните, ведь вы там были?
— Отлично помню.
— Так вот, если ваше внимание не было тогда отвлечено более серьезными проблемами, вы, безусловно, вспомните и то, что во время ужина одна девушка своей красотой привлекла к себе внимание всего двора, и мое в особенности, — это и была мадемуазель де Сент-Андре. После ужина, во время прогулки по каналу, одна из девушек живостью ума обратила на себя внимание всех приглашенных, и мое в особенности, — это была мадемуазель де Сент-Андре. Наконец, вечером, во время бала, все глаза, и мои в особенности, были обращены к одной из девушек, танцевавшей с такой несравненной грацией, что уста всех присутствующих озарялись улыбкой и раскрывались от лестного шепота, и за нею следили восхищенные взоры, — и опять это была мадемуазель де Сент-Андре. Это вы припоминаете?
— Нет.
— Тем лучше! Если бы вы про это помнили, не стоило бы труда мне вам об этом рассказывать. Вы великолепно понимаете, что робкое пламя, занявшееся в моем сердце в таверне «Красный конь», стало в Сен-Клу всепожирающим костром. Короче, когда по окончании бала я направился в отведенную мне комнату, расположенную во втором этаже, то не смог лечь, закрыть глаза и заснуть, а подошел к окну и, мечтая о ней, погрузился в сладкие грезы. Я был полностью захвачен ими и не знаю, сколько прошло времени, и вдруг, несмотря на окутавшую меня дымку любовных мечтаний, увидел какое-то живое существо, почти нематериальное, точно ветерок, шевеливший мне волосы; это было нечто легкое, словно сгусток пара, бело-розовая тень, скользящая по аллеям парка; внезапно она замерла под моим окном и оперлась о ствол дерева, листва которого шелестела у моих затворенных жалюзи. Я узнал, или, точнее догадался, что прекрасная ночная фея была не кто иная, как мадемуазель де Сент-Андре, и я готов уже был выскочить из окна, чтобы поскорее оказаться как можно ближе к ней и тотчас же припасть к ее ногам, как внезапно еще одна тень, менее розовая и менее белая, чем первая, но почти столь же легкая, промелькнула через пространство, отделяющее одну сторону аллеи от другой. И эта тень была явно мужского пола.
— А-а! — пробормотал адмирал.
— Я тогда позволил себе точно такое же восклицание, — продолжал рассказ Конде, — но несправедливые сомнения, зародившиеся у меня в душе относительно добродетели мадемуазель де Сент-Андре, оказались недолговечными, так как обе тени защебетали, и звуки их голосов донеслись до меня сквозь ветви деревьев и приоткрытые жалюзи, так что я не только узнал участников сцены, разыгрывавшейся внизу, в двадцати футах от меня, но и услышал, о чем они разговаривали.
— И кто же были участники?
— Это были мадемуазель де Сент-Андре и паж ее отца.
— И о чем же шла речь?
— Речь шла просто-напросто о рыбной ловле, назначенной на следующее утро.
— О рыбной ловле?
— Да, кузен; мадемуазель де Сент-Андре — страстная любительница ловли рыбы на удочку.
— Так, значит, чтобы организовать сеанс рыбной ловли, молодая девушка пятнадцати лет и юный паж девятнадцати лет договариваются о свидании в парке в полночь или в час ночи?
— У меня были точно такие же сомнения, что и у вас, мой дорогой адмирал, и не могу не сказать, что юный паж был весьма разочарован; кипя от предвкушения, он, безусловно, рассчитывал на нечто иное, когда из уст мадемуазель де Сент-Андре услышал, что она назначила ему свидание всего лишь для того, чтобы попросить его достать две удочки — одну для себя, другую для него — и принести их ей в пять часов утра на берег канала. У юного пажа даже вырвалось:
«Но, мадемуазель, если вы попросили меня прийти с единственной целью попросить меня достать удочку, то из столь незначительной вещи нечего было делать такую великую тайну».
«Тут-то вы и ошибаетесь, Жак, — отвечала девушка, — с самого начала празднеств меня так расхваливают, так чествуют, вокруг меня столько льстецов и обожателей, что если бы я у вас попросила удочку и, на беду, о моем желании стало бы известно всем, то в пять часов утра тут собрались бы три четверти сеньоров двора, включая господина де Конде, и стали бы поджидать меня на берегу канала, распугав, как вы прекрасно понимаете, всю рыбу, так что я не сумела бы поймать даже самого крошечного пескаря. Ничего такого мне не нужно, а хотелось бы лишь устроить чудесную рыбалку, и в вашем обществе, каким бы вы ни были неблагодарным».