Предварительный заезд
Шрифт:
– Все революции порождали репрессии, – заметил я.
– А вы уверены, что правильно понимаете то, что здесь происходит? с несколько озадаченным видом спросила меня миссис Уилкинсон.
– Люди терпеть не могут отказываться от своих привычек, прежде всего от лени и вольнодумства, – пояснил я свою мысль. – Поэтому чтобы дать человеку лекарство, вам следует заставить его разжать зубы. Революционеры по своей природе деспоты, агрессоры и угнетатели. Это следствие комплекса превосходства. Но, конечно, все это они творят потому, что желают вам добра.
Мои слова
Уже шестьдесят, если не больше, лет прошло с Октябрьской революции.
Ветер разнес ее кровавые семена по всему миру, они проросли и дали всходы.
Но уже два, а то и три поколения в России были отучены от применения насилия в быту.
Из-под подшлемников на меня смотрели горящие глаза тех, кто сам выращивает свой урожай. Они были минимум на шестьдесят лет моложе людей с пустыми, унылыми глазами, которым давали все, что им следует иметь.
Глава 10
Когда на следующее утро я отправился в ГУМ, Фрэнк следил за мной.
Я спокойно, не оглядываясь, вышел из гостиницы, остановился в тени под навесом и увидел, как он торопливо выскочил на улицу.
За завтраком, уступая настойчивым расспросам Наташи, я сказал, что собираюсь встретиться еще с несколькими специалистами-конниками, но сначала пойду в ГУМ купить новую шапку, так как свою вчера потерял.
По лицу Фрэнка пробежала легкая тень, и он задумчиво посмотрел на меня. Тут я вспомнил, что, когда накануне он следил, как я прощаюсь со Стивеном и ухожу в гостиницу, шапка была у меня на голове. Каким же нужно быть осторожным с каждым самым невинным замечанием, сказал я себе.
– И как же вы умудрились ее потерять? – спросил Фрэнк. В его голосе слышалось одно лишь дружеское участие.
– Наверно, уронил в фойе или в лифте, – беспечно ответил я. – Я даже не обратил внимания.
Наташа посоветовала мне спросить у портье за стойкой. Я пообещал спросить и честно выполнил обещание. А кто-нибудь наверняка проверил, обращался ли я к портье. Может быть, и не сразу, но проверил обязательно.
Когда я вошел в ГУМ, Фрэнк держался на приличном расстоянии позади.
Красную вязаную шапочку с белым помпоном я заметил сразу же. Из-под шапочки с миловидного маленького личика глядели серо-голубые глаза. Женщина выглядела слишком юной и миниатюрной для того, чтобы можно было поверить, что она жена и мать. Мне легко было понять, почему девятый этаж без лифта явился для нее бедствием.
– Елена? – сказал я, обращаясь в пространство.
Она чуть заметно кивнула, повернулась и направилась прочь. Я следовал за ней в нескольких шагах. Ей нужно было самой выбрать время и место для того, чтобы поговорить с иностранцем. Для меня это оказалось очень кстати – я должен был скрыться от глаз Фрэнка.
Елена была одета в серое пальто, на плечи был небрежно наброшен красный шарф.
Изнутри ГУМ не был универсальным магазином, типичным для Запада. Это было скорее восточное скопление лавчонок, собранных под дырявой крышей.
Сверху капала вода от талого снега, и под ногами были лужи.
Пока я покупал шапку, Елена ждала снаружи, подчеркнуто не обращая на меня никакого внимания. Когда я вышел, она отвернулась. Я осмотрелся в поисках Фрэнка, но не увидел его. Многочисленные покупатели загораживали обзор, и это могло оказаться выгодным как для меня, так и для него. Но скорее всего раз я не видел его, то и он меня не видел.
Елена протиснулась сквозь длинную очередь бесстрастных людей и остановилась перед витриной с произведениями народных промыслов. Одним незаметным движением, без всяких жестов, она вложила мне в руку свою авоську. При этом она не сводила глаз с витрины.
– Миша велел передать это вам, – негромко сказала она с легким милым акцентом. По ее неодобрительному тону я понял, что она взялась за выполнение поручения только по просьбе брата, но уж никак не ради меня. Я поблагодарил ее за помощь.
– Пожалуйста, постарайтесь не причинить ему неприятностей.
– Обещаю! – заявил я.
Она коротко кивнула, окинула быстрым взглядом мое лицо и вновь уставилась в пространство.
– А теперь идите, пожалуйста, а я стану в очередь.
– А что это за очередь?
– За обувью. Теплой зимней обувью.
Я окинул взглядом очередь. Она выстроилась вдоль линии первого этажа, поворачивала на лестницу и тянулась по галерее второго этажа, скрываясь где-то вдали. За пять минут люди не продвинулись ни на шаг.
– Но это займет у вас целый день! – удивился я.
– Что поделать. Мне нужны зимние сапоги. Когда в магазин завозят обувь, все, естественно, бросаются ее покупать. У вас, в Англии, крестьяне вообще ходят босиком. Мы здесь, в Советском Союзе, счастливые.
Она ушла не прощаясь, как и ее брат вчера в метро, и присоединилась к терпеливой людской веренице. Я подумал, что единственная очередь, в которой могли бы простоять весь день босоногие английские крестьяне, – это очередь за билетами на финал кубка по футболу.
Отогнув краешек бумаги, я взглянул на сверток, Который мне прислал Миша – вернее, принесла Елена. Оказалось, что это расписная деревянная кукла. Франк попался мне где-то между ГУМом и подземным переходом под площадью. Он шел передо мной, направляясь к тоннелю. На мгновение в толпе мелькнули взъерошенные кудри и шарф выпускника колледжа. Я не стал следить за ним: не смотри сам, и тебя не заметят. Уже минуло десять часов. Я зашагал шире, довольно скоро вынырнул на поверхность в левый рукав северного выхода тоннеля, около гостиницы "Националь".