Предводитель волков
Шрифт:
Он подавил на глазах первые, в душе — вторые.
Выскочив из своего убежища, Тибо сломя голову помчался к хижине.
Меньше чем за четверть часа ему удалось пробежать льё.
Бешеная гонка вогнала его в испарину и принесла хоть немного облегчения.
Наконец он увидел, что оказался рядом с хижиной.
Ворвавшись в нее, как тигр в свою пещеру, захлопнув за собой дверь, он забился в самый темный угол бедного жилища.
Там, поставив локти на колени, уткнув подбородок в кулаки, он погрузился в размышления.
О
Спросите у Мильтона, о чем думал Сатана после своего падения.
Он снова возвращался к мечтам, постоянно будоражившим его ум, ставшим причиной стольких людских разочарований в прошлом, до его рождения, готовым породить столько же разочарований в будущем, после его смерти.
Почему один рождается бессильным, а другой могущественным?
Почему такое неравенство уже на той ступени, где все кажутся равными, — при появлении на свет?
Как вмешаться в эту игру природы, где случай постоянно играет против человека?
Поступить как ловкие игроки и привлекать на свою сторону дьявола?
Плутовать?
Он тоже это делал!
Но что он выиграл?
Каждый раз, как карта шла к нему и он был уверен в своем выигрыше, побеждал дьявол.
Какую выгоду принесла ему эта роковая способность творить зло?
Никакой.
Аньелетта ускользнула от него.
Мельничиха его выгнала.
Жена бальи посмеялась над ним.
Его первое желание стало причиной смерти бедняги Маркотта, а он сам не получил даже оленьего окорока, которого ему хотелось, и с тех пор его ждали сплошные разочарования.
Ему пришлось отдать этого оленя собакам сеньора Жана, чтобы сбить их со следа черного волка.
И потом, дьявольских волос стало чудовищно много!
Все это напоминало историю с тем ученым, что потребовал удвоенного количества пшеничных зерен за каждую следующую из шестидесяти четырех клеток шахматной доски: чтобы заполнить последнюю, понадобилась бы тысяча лет обильных урожаев!
Сколько у него еще осталось желаний? Самое большее — семь или восемь.
Несчастный не решался взглянуть на свое отражение.
Он не осмеливался смотреться ни в ручей, который тек у подножия дерева в лесу, ни в зеркало, которое висело на стене хижины.
Он боялся слишком точно узнать, как долго еще может продлиться его могущество.
Он предпочитал оставаться в ночи, лишь бы не увидеть грозную зарю, которой эта ночь сменится.
Но должно же было существовать средство все устроить так, чтобы чужое несчастье приносило ему выгоду!
Ему казалось, что, если бы он, вместо того чтобы оставаться бедным башмачником, едва умеющим читать и считать, получил хорошее образование, то сумел бы вычислить, как наверняка добиться богатства и счастья.
Несчастный безумец!
Если бы он был образованным, то знал бы легенду о докторе Фаусте.
К чему привело Фауста — мечтателя, мыслителя, ученого — дарованное ему Мефистофелем
К убийству Валентина! К самоубийству Маргариты! К погоне за Еленой — за тенью!
Впрочем, разве мог Тибо чего-нибудь хотеть, разве мог строить планы, когда его сердце терзала ревность, когда он видел беленькую Аньелетту, связавшую себя у алтаря на всю жизнь с другим — не с ним!
И кому она поклялась в верности?
Жалкому маленькому Ангулевану, тому самому, который обнаружил Тибо на дереве и подобрал в кустах брошенную им рогатину; это из-за него Тибо получил дюжину ударов от Маркотта!
О, если бы знать! Как бы Тибо хотелось, чтобы несчастье случилось вместо Маркотта с Ангулеваном!
Что значила физическая боль от ударов перевязью по сравнению с его сегодняшней душевной мукой!
Представьте, что у него не возникли бы честолюбивые желания, поднявшие его, словно на крыльях ястреба, над его сословием, каким он был бы счастливым, — он, умелый мастер, который мог бы зарабатывать по шести франков в день, будь у него такая милая маленькая хозяйка, как Аньелетта!
Он был уверен, что Аньелетта прежде любила его; может быть, она продолжала его любить, обвенчавшись с другим. Раздумывая обо всем этом, Тибо чувствовал, как шло время. Наступила ночь.
Какими бы бедными ни были новобрачные, какими бы скромными ни оказались желания крестьян, приглашенных на свадьбу, но в этот час все они, гости и новобрачные, сидели за праздничным столом.
Только он был одинок и несчастлив.
Некому было приготовить ему ужин.
Что у него в доме было из еды и питья?
Хлеб! Вода!
Он один; Небо не послало ему сестры, подруги, жены.
Но почему бы и ему не поужинать весело и сытно?
Ведь он мог пойти, куда ему заблагорассудится.
Разве не лежали у него в кармане деньги, вырученные за дичь, которую он только что продал хозяину «Золотого шара»?
Разве он не может потратить на себя одного столько же, сколько пошло на весь свадебный стол?
Это зависело только от него.
— Ах, черт возьми! — сказал Тибо. — Я дурак, если остаюсь здесь, чтобы изводить себя ревностью, мучить голодом, когда я могу через час с помощью хорошего ужина и двух-трех бутылок доброго вина обо всем забыть. Ну, пойдем поедим, а главное — выпьем!
Собираясь в самом деле вкусно поесть, он отправился в Ферте-Милон, где под вывеской с изображением золотого дельфина процветал трактир, хозяин которого, как уверяли, мог за пояс заткнуть метрдотеля его высочества монсеньера герцога Орлеанского.
XV
СЕНЬОР ДЕ ВОПАРФОН
В «Золотом дельфине» Тибо заказал самый лучший ужин, какой только смог вообразить.
Можно было приказать подать его в отдельный кабинет, но тогда Тибо не испытал бы наслаждения от своего превосходства над другими.