Преисподняя
Шрифт:
— Как вы знаете, — начал старший из монахов, — в тысяча девятьсот девяносто седьмом году Туринский собор сильно пострадал от пожара. Только благодаря высокому героизму и самопожертвованию великую святыню удалось спасти от уничтожения. Пока не закончится восстановление собора, святая синдон [19] будет находиться здесь.
— Но почему именно здесь, позвольте спросить? — Томас говорил беспечно, даже пренебрежительно. — В подвале банка? В храме торговли?
Старший
19
Саван, погребальная одежда (греч.).
— Это, конечно, печально, но мафия и террористы способны на все — даже похитить святыню и потребовать выкуп. Пожар в соборе был именно попыткой похищения. Мы решили, что хранилище банка — самое надежное место.
— И даже не Ватикан? — настаивал Томас.
Доминиканец выдал свое раздражение лишь тем, что постукивал пальцем о палец. Отвечать он не стал.
Персивел переводил взгляд с монахов на Томаса и обратно. Все мероприятие организовал он и хотел, чтобы все прошло как следует.
— К чему вы клоните, Томас? — спросила Вера, тоже заинтригованная.
Ему предпочел ответить де л'Орме:
— Церковь отказалась принять плащаницу. И тому есть причина. Плащаница — интересный памятник, но доверия больше не заслуживает.
Персивел был шокирован. Ему, нынешнему руководителю проекта исследования Туринской плащаницы, пришлось использовать все свое влияние, чтобы устроить сегодняшний показ.
— Что вы говорите, де л'Орме!
— Это подделка.
Персивел был похож на человека, который вдруг обнаружил, что пришел в театр нагишом.
— Но если вы так считаете, для чего просили меня все это устроить? Зачем мы здесь собрались? Я думал…
— Нет, я как раз верю, — успокоил его де л'Орме. — Но, во всяком случае, верю не так, как вы.
— Но это же — чудо! — не выдержал младший монах. Он перекрестился, видя такое богохульство.
— Да, чудо, — подтвердил де л'Орме. — Чудо искусства и техники четырнадцатого века.
— История говорит, что плащаница — нерукотворный образ. Священная погребальная пелена. «И, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе», — процитировал доминиканец.
— И все ваши доказательства — цитата из Писания?
— Доказательства? — вмешался Персивел. Хотя ему было под семьдесят, в нем оставалось много от типичного «надежного парня». Легко было представить, как он с мячом бросается в прорыв и спасает игру. — Какие вам нужны доказательства? Я сюда прихожу много лет. В рамках проекта исследования Туринской плащаницы она подвергалась десяткам анализов, потрачены миллионы долларов и сотни тысяч часов. Ученые, включая и меня, достаточно поупражнялись в скептицизме.
— Но мне казалось, радиоуглеродный анализ определил возраст плащаницы где-то в пределах тринадцатого-четырнадцатого веков.
— Вы что — проверяете меня? Я ведь рассказывал о моей теории вспышки!
— То есть — вспышка ядерной энергии запечатлела на плащанице облик Христа? И ткань притом не сгорела дотла.
— Вспышка была небольшая, — ответил Персивел. — Она, кстати, объясняет и ошибочность радиоуглеродного анализа.
— Небольшая вспышка радиации, создавшая негативное изображение с деталями лица и тела? Разве такое возможно? В лучшем случае мог образоваться силуэт. Или просто темное пятно.
Все их аргументы были стары. Персивел давал привычные ответы. Де л'Орме задавал новые вопросы, и объяснения Персивела становились все сложнее.
— Я лишь утверждаю, что, прежде чем поклоняться, стоило бы узнать, кому или чему поклоняешься. — Де л'Орме встал рядом с плащаницей. — Одно дело — знать, кому не принадлежит этот отпечаток. А мы сегодня можем сказать, кому он принадлежит. Для того я и затеял представление.
— Он принадлежит Сыну Божьему в его человеческой ипостаси, — сказал младший доминиканец.
Старший лишь покосился на реликвию. Неожиданно глаза его расширились. Рот открылся, и губы образовали круг.
— Господи, Отец Небесный, — сказал младший.
Теперь и Персивел заметил. И все остальные тоже. Томас не верил своим глазам.
— Что вы сделали? — закричал Персивел.
Человек на плащанице был не кто иной, как де л'Орме.
— Это — ты! — хохотал Мустафа. Он пришел в восторг.
На изображении де л'Орме был обнажен, руки целомудренно прикрыли низ живота, глаза закрыты. Парик, фальшивая борода. Оригинал и изображение на ткани были одного роста, имели одинаковые короткие носы и узкие гномьи плечи.
— Отец мой Небесный! — причитал младший доминиканец.
— Иезуитские фокусы! — шипел старший.
— Обманщик! — завывал младший.
— Де л'Орме, какого черта?! — сказал Фоули.
Всеобщее смятение охватило и карабинеров. Они сравнили человека с изображением на полотне и сделали выводы. Четверо немедля опустились на колени перед де л'Орме, один даже прижался лбом к его туфлям. Пятый солдат отступил к стене.
— Да, на полотне — я, — подтвердил де л'Орме. — Это действительно фокус. Но не иезуитский, а научный. Алхимический, если угодно.
— Схватить его! — приказал старший доминиканец.
Но карабинеры увлеченно поклонялись новому Богочеловеку.
— Не волнуйтесь, — успокоил де л'Орме перепуганных монахов. — Оригинал находится в соседней комнате, целый и невредимый. А эту я изготовил в целях демонстрации. Ваша реакция убедила меня, что мне удалось достичь нужного сходства.
Старший монах в гневе обвел глазами комнату и уставился на пятого карабинера взглядом Великого инквизитора. Несчастный словно прилип к стене.