Прекрасная голубая смерть
Шрифт:
— Да, я вижу, мистер Скэггс. Безусловно.
Про себя Ленокс вспомнил, как обыскивал комнату этого человека, и ему стало тошно. Тут же ощущение это рассеялось — он вычеркнул мистера Поттса из списка подозреваемых, подумал, что можно послать подарок обрученным, и ему полегчало.
Они еще немного поговорили, затем Ленокс поблагодарил Скэггса, оплатил остальную часть его счета и пожелал ему всего хорошего. Затем — пока Скэггс шел к двери, Ленокс обратил внимание на его сапоги
— Мистер Скэггс, если позволите… где вы находите такие сапоги?
Скэггс обернулся в недоумении, но затем сказал с улыбкой:
— А, да. На пробочной подошве, сэр, внутри обшиты теплой фланелью с добавочной резиной для сухости. Очень теплые даже в снегу. — Он приподнял шляпу. — От Лайнхена на Краун-стрит, сэр, и по очень сходной цене.
На Ленокса будто повеяло небесным блаженством. Он попрощался, улыбаясь, и, едва дверь за Скэггсом закрылась, натянул свои старые, никуда не годные сапоги, надел шубу и быстро сел в карету, сказав кучеру, пока еще помнил:
— К Лайнхену на Краун-стрит.
Глава 41
Покончив с этим приятным делом, Ленокс отправился к Мак-Коннеллу.
— Что ты можешь мне сказать? — спросил он, едва вошел, обойдясь без «Здравствуй».
— Немного.
— Так-так.
— Пойдем наверх.
— Да, конечно.
Они поднялись в личную комнату Мак-Коннелла и прошли в дальний ее конец, где стояли четыре-пять больших столов и где доктор хранил свои инструменты и приборы, а в стенных шкафах выстроились ряды флаконов и пузырьков.
— Мистер Поттс, — сказал Мак-Коннелл, — не он. Во всяком случае, судя по мазку из его пузырька в чемодане.
— Нет?
— У него там был пузырек с очень мерзким ядом.
— Что-что?
— Ядом против насекомых. Абсолютно безвредным для людей. — Мак-Коннелл засмеялся. — Извини за шутку.
— Но зачем он ему?
— А! Я навел справки. Энтомолог-любитель, насколько я понял. Изучает букашек, знаешь ли. По-моему, он составил обзор северных водяных жуков, который опубликовала Королевская академия.
— А!
— Нож тоже ничего не дал. Относительно чистый. Никаких отпечатков пальцев, хотя в любом случае они мало что дали бы. Разумеется, измазан кровью. Никаких порошков, ничего необычного.
Ленокс вздохнул.
— Не важно, — сказал он, — я уже близок к раскрытию. Могу сказать, мне требуется еще лишь один камешек мозаики. Зато какой камешек!
— Мне очень жаль, Чарльз.
— Ничего, ничего. Ну, мне пора. — Он сунул руки в карманы пиджака и пошел назад к двери в сопровождении Мак-Коннелла.
Но тут он ощутил что-то на дне кармана.
— Погоди-ка! — Он извлек это что-то: измятый древесный лист, который нашел у двери Барнарда. — Думаю, ты не знаешь, что это такое, Томас?
— Похоже на лист растения.
Ленокс усмехнулся.
— Но ты не мог бы узнать, какого?
— Конечно. Мне потребуется примерно час. Придется заглянуть кое в какие книги. — Он указал вверх на библиотеку, опоясывающую комнату.
— Приедешь, когда установишь?
— Да, конечно, — сказал доктор.
Ленокс протянул ему лист двумя пальцами.
— Ну, так я пойду, — сказал он. — Ты найдешь меня у меня дома. Я думаю выкурить трубочку и раскрыть это дело.
— Большой замах.
— Как всегда, Томас. Ну, так до свидания.
— Провожать тебя не обязательно?
— Разумеется, нет.
Мак-Коннелл уже почти бежал к своим столам, чтобы зажать лист между двумя стеклами, когда Ленокс вышел. Он скоро нашел свою карету, пожелал доброй ночи сонному Шриву, попросив передать его поклон хозяйке дома, и отправился восвояси.
Вернувшись к себе, он снял сапоги, надел домашние туфли и уютный старый пиджак, затем, как и обещал, закурил трубку и расположился у камина в размышлении. Проблема заключалась вот в чем: он, по сути, мог очистить каждого подозреваемого от подозрений — Поттса, Даффа, Клода, Юстеса, беднягу Сомса и самого Барнарда, у которого, казалось, не было ни малейшего мотива, а к тому же и удобного случая, поскольку он оказался на месте сразу после смерти Сомса. Он попросту не сумел бы вылезти через окно и вернуться в дом с такой быстротой.
Ленокс курил трубку, ждал посетителей и размышлял. Но ощущение, что он оказался перед глухой стеной, его оставило. Теперь он чувствовал, будто, кружась, приближается к цели все ближе и ближе.
Примерно через час после его возвращения домой вошел Мак-Коннелл, раскрасневшийся от холода, но, видимо, довольный.
— Выяснил, — сказал он.
— Да, уже?
— Мне повезло, что я застал Тилни дома… Но лучше я начну сначала.
— Чашку чая или еще что-нибудь?
— Непременно. Чай я пропустил.
— Грэхем? — сказал Ленокс, и дворецкий удалился.
— Японский клен, мой милый Чарльз, называемый Acer palmatum. Редчайшее дерево здесь на Западе. Многие его листья, знаешь ли, выглядят, как обычные кленовые, но, как ты видишь, — он достал из кармана два стекла с зажатым между ними листом и отдал Леноксу, — это кружевной лист с более глубокими выемками и другого очертания.
Тут подали чай, и они оба взяли по чашке и по ломтику жареного хлеба.