Прекрасная и неистовая Элизабет
Шрифт:
— Ты не хотела бы покататься на лыжах?
— О да! Я просто сгораю от нетерпения! Но сегодня уже поздно. Мы завтра наверстаем!
— Мы?
— Конечно! Я же не могу кататься совсем одна!
— Но Элизабет, ты же знаешь, что я не смогу кататься как ты!
— Я научу тебя!
Они прошлись по магазинам, купили солнцезащитные очки, газеты, смягчающий крем, зашли к Лидии, осыпавшей их комплиментами, раскладывавшей при этом перед ними новые товары, и закончили в «Мовэ Па», где беззаботные пары топтались под музыку. Элизабет уверенно вовлекала мужа в эту толчею. Танцевал он плохо. Но ей было приятно быть в его объятиях. Она сама
Утром следующего дня они возобновили уроки катания на лыжах в том самом месте, где они были прерваны признанием Патриса в любви. Женившись на спортивной девушке, он, однако, сам не стал спортивнее и не мог научиться даже элементарным движениям. Но как муж он больше не стеснялся показаться неловким перед ней. Когда он падал, они оба смеялись. С небольшой возвышенности, где она встала, чтобы руководить своим учеником, Элизабет вновь открывала для себя лыжную дорожку горы Рошебрюн, испещренную следами множества лыж. Вдали виднелся черный квадрат: это была ферма Кристиана. Одно окно было открыто. Стекло сверкало на солнце. «Он там», — думала Элизабет.
Патрис отчаянно ругался: вот уже в который раз он терял равновесие на одном и том же месте. Элизабет помогла ему подняться.
— С меня хватит! — сказал он.
— Ты не прав. Ведь ты уже начал кататься более уверенно.
— Я устал и хочу пить. Пойдем выпьем чего-нибудь в баре около канатной дороги.
Возле бара, на воздухе, стояло несколько столиков напротив лыжной дорожки. Подняв к солнцу лица, в темных очках посетители наслаждались покоем и солнечными лучами. Элизабет и Патрис сели за столик в первом ряду, среди солнцепоклонников. Они наблюдали, как подъезжали на головокружительной скорости лыжники, с раздувающимися на ветру брюками и куртками. Другие спускались медленно, боязливо, на широко расставленных лыжах. Дети катались на санках. Инструктор вел стадо учеников к долине. Кабины фуникулера поднимались и спускались с гипнотизирующей размеренностью.
— Взгляни на этого типа! — воскликнул Патрис.
Какой-то дьявол летел прямо на них, подпрыгивая с одной ноги на другую. Волнистый горный склон уносил его все дальше, как отливная морская волна уносит брошенную на берегу лодку. Казалось, он разобьется о стену станции, но в последний момент лыжник сделал резкий поворот и остановился перед ней.
— Это Эмиль Аллэ, — сказала Элизабет. — Пекарь из Межева. У него потрясающая техника!
— А второй! Да это просто сумасшедший! Он точно собьет кого-нибудь!
— Это Ролан Аллар!
Щеки Элизабет горели от возбуждения.
— Патрис, дорогой, можно я тебя покину и пойду покатаюсь?
— Нужно! — ответил он. — Иди быстрее, а я тебя здесь подожду.
Она побежала к станции канатной дороги.
На Рошебрюне было полно народа. Пушистый снег блестел на солнце и резал глаза. Дрожа от предвкушаемой радости, Элизабет надела лыжи. Гора ждала ее. Она бросилась вниз с вершины своего нетерпения. Несмотря на то, что давно не каталась, Элизабет осталась такой же гибкой. Но она рисковала меньше, чем раньше. Теперь у нее был муж, и она не имела права подвергаться опасности.
Спустившись вниз, Элизабет увидела его стоящим перед столиком и не сводящим с нее глаз. Она затормозила перед ним.
— Ну ты даешь! — тихо сказал он. — Мне казалось, что ты свернешь себе шею!
— Да что ты! Я была очень осторожна!
Тяжело дыша, с разгоряченным лицом, она улыбалась, видя его беспокойство.
— Я хочу еще раз спуститься. Ну в последний разочек! — попросила она.
— Ладно, — сказал он. — Мне здесь хорошо. Но только умоляю тебя, не лети так быстро.
Он сел, с нежностью и тревогой провожая взглядом удаляющуюся бесстрашную женщину — свою жену.
В этот день они снова обедали все вместе. А потом, чтобы молодые почувствовали себя более свободно, Амелия попросила их перейти в столовую, к клиентам. Элизабет наслаждалась тем, что могла побыть наедине с мужем. Мази и мадам Монастье не могли больше вмешиваться в их жизнь. Родители были заняты. Она сидела одна за столом со своим мужем, и ей не надо было ни перед кем отчитываться. Она была в свадебном путешествии. Взгляды, которые она на себе ловила, доказывали, что они являлись отличной парой. Элизабет была счастлива и сожалела лишь о том, что Патрис пока еще не мог разделить ее страсть к лыжам. Однако она была уверена, что через неделю он научиться делать хотя бы элементарные движения.
Они спускались с Рошебрюна медленно, с большим трудом. Следуя ее советам и все-таки падая, несчастный Патрис наконец скатился вниз, побледневший от усталости, с дрожащими коленями и нервным тиком. Но едва он пришел в себя после сна, как Элизабет решила отвезти его на гору Арбуа, где уже работала новая канатная дорога. Второе испытание оказалось для него еще более трудным, чем первое. Когда она заговорила о Рошебрюне, он категорически отказался:
— Дай мне передохнуть немного. Мне хотелось бы подумать о чем-нибудь другом, а не о твоих чертовых лыжах! Ты знаешь, чего мне хочется?
— Нет.
— Покататься на санях.
Она рассмеялась:
— Ты с ума сошел!
— Почему?
— Патрис, ты хоть раз на них катался?
— Да, в прошлом году с мамой.
— И тебе понравилось?
— Очень!
— Ну и шикарно же будем мы выглядеть, сидя в санях, которые везет ломовая лошадь!
Но он настаивал, и она согласилась исполнить эту его прихоть.
На другой день они отправились на Церковную площадь и выбрали голубые сани, в которые была запряжена старая рыжая лошадь, мосластая, с торчащими ребрами и волосатыми бабками. Кучер усадил клиентов на жесткое сиденье, накинул на их колени покрывала, от которых несло конюшней, а сам влез на козлы, причмокнул, и лошадь со скрипом повезла сани по снегу. Сани не были поставлены на рессоры, и Элизабет с Патрисом подпрыгивали на каждом ухабе. Прохожие оглядывались на них.
— Ты и впрямь считаешь, что это приятно? — недоверчиво спросила Элизабет.
— Во всяком случае, приятнее, чем на лыжах! Вот увидишь, когда мы выедем за деревню…
Лошадь с трудом поднималась по склону горы Арбуа. Доски саней скрипели, звенели колокольчики, морозный воздух бил в лицо. Элизабет прижалась к Патрису и сказала:
— Мне кажется, что мне семьдесят лет! Что мы старички, страдающие ревматизмом, и наши внуки катаются на санках возле гостиницы…
Голос ее, подпрыгивающий вместе с ней на ухабах, был прерывистым. Патрис же смеялся, довольный прогулкой, восхищаясь пейзажем, вдыхая чистый морозный воздух. Она вдруг вытянула шею: кто-то ехал им навстречу на лыжах. Даже не успев узнать его, Элизабет почувствовала, что ей стало дурно. Человек быстро проехал мимо нее. Но взгляды их успели встретиться. Она повернулась к Патрису, который, видимо, ничего не заметил.