Прекрасная и неистовая Элизабет
Шрифт:
Когда она ушла, Элизабет спросила себя, что могло подвигнуть Мази на этот шаг? Логику людей ее возраста понять было просто невозможно. «Может оттого, что сегодня утром я и Патрис разговаривали с ней с большим уважением или потому, что я увидела ее без парика, она вдруг почувствовала себя обезоруженной? Что произошло в ее голове? Узнаю ли я это когда-нибудь? Знает ли это она сама?» Элизабет с нежностью проводила взглядом тяжелую черную фигуру, удаляющуюся по аллее, и вновь взялась раскладывать белье по полкам шкафа, словно укладывала свое счастье стопками.
Ко второму завтраку Мази торжественно вошла в столовую, где ее с нетерпением ожидали невестка,
Они больше никогда не вспоминали о ссоре, внесшей разлад в их семью. Неохотное прощение постепенно превратилось в открытое одобрение. Мази стала часто навещать молодых в их новом доме, а однажды она даже решила, что каждое второе воскресенье все будут там завтракать. Таким образом Элизабет в конце концов одержала победу над Мази. Вскоре старая дама подарила ей старинный чайный сервиз из саксонского фарфора. Когда взволнованная Элизабет принялась благодарить ее за такой дорогой подарок, та возразила ей ворчливым тоном, пряча свое собственное волнение:
— Не стоит благодарности. Когда-то я получила его от своей свекрови. Поэтому он по праву принадлежит вам. Разве вы не замените меня однажды в этом доме?
Теперь, когда она достаточно хорошо изучила характер Элизабет, Мази не пропускала случая принять ее сторону в их разногласиях с Патрисом. В начале октября молодая чета получила приглашение на обед от Глории, которая вышла замуж в провинции и недавно обосновалась в Париже, в маленькой квартирке на левом берегу Сены. Мысль об этой поездке наводила на Патриса скуку, потому что радости семейной жизни отдаляли его от общества и делали все менее общительным с посторонними.
— Что нам у них делать? — ворчал он. — Паскаль Жапи такой унылый, он только утомляет! Тебе не кажется, что мы можем вежливо отказаться под каким-нибудь достаточно серьезным предлогом.
Но Мази твердо поддержала Элизабет, и Патрису ничего другого не оставалось, как сдать свои позиции под напором союзников.
Впрочем, обед у семейства Жапи был очень приятным и оживленным. В роли хозяйки дома Глория удивила Элизабет своей непринужденностью. Раскованная и приветливо улыбающаяся, она внимательно наблюдала за столом и успевала следить за разговором. Сесиль, присутствовавшая на этом семейном празднике, была такой же красивой и общительной, как и раньше. Она больше не встречалась с Жаком Греви и ходила на курсы декораторов, а в сентябре должна была поехать в Швейцарию. По любому случаю она мило подшучивала над своим зятем Паскалем, важным и худым, который употреблял научные термины в разговоре о самых обыденных вещах. Недавно он открыл свой врачебный кабинет и был доволен своими первыми клиентами. Телефон, который находился у него под рукой на маленьком столике, говорил гостям о том, что хозяина дома могут вызвать в любой момент для серьезной консультации в любой конец Парижа. В комнате стоял легкий запах эфира, потому что обычно она служила приемной для больных. Вся квартира была свежеотремонтированной. В современной полированной мебели отражался свет ламп. В спальне стоял гарнитур из белого сикомора, а в кабинете — из дуба. На нескольких картинах, украшавших стены, можно было видеть геометрические рисунки пастельных тонов. Никакой бронзы, никаких столиков и старинных гравюр здесь не существовало.
Уходя от четы Жапи, Патрис спросил у Элизабет:
— Ну как тебе их квартира?
— Мне больше нравится наш старый дом, — ответила она, усаживаясь за руль.
Патрис с признательностью взглянул на жену. Живя рядом с ней, он иногда забывал, чем хорош был их союз, но потом вдруг какое-нибудь слово, сказанное Элизабет, или ее неожиданный жест возвращали ему ощущение оглушительного счастья. Да, не все в его жизни было размеренным и благоразумным. Теперь самые незначительные вещи волновали его. Благодаря Элизабет пение птицы, вкус какого-нибудь блюда, цвет платья, запах цветка, тысячи мелочей, которые раньше он просто не замечал, становились всплесками его ежедневных радостей.
Машина выехала за город и теперь набирала скорость. За ее окнами проплывали темные деревья. Свет фар разгонял ночь перед автомобилем.
— Ты знаешь, Элизабет, — тихо сказал он, — мы действительно созданы друг для друга!
Она услышала голос Кристиана, произносящего те же самые слова. Но прав был Патрис, а не Кристиан.
— Да, — ответила она тихо. — Я тоже так думаю, Патрис. Я люблю тебя…
Она сбавила скорость, и он поцеловал ее.
ГЛАВА VII
Элизабет положила телефонную трубку, выбежала из библиотеки, открыла дверь салона и крикнула:
— Патрис! Они приехали!
Патрис, работающий за маленьким столом возле рояля, резко встал, на лице его была радость:
— Уже? Они должны были быть здесь только завтра.
— Да, но они решили выехать днем раньше. Мама звонила из Парижа. Они ехали в автомобиле. И папа совсем не устал за рулем. Сейчас они у дяди Дени. Ждут нас. Собирайся побыстрее.
— Я мигом! — с готовностью сказал Патрис. — Это тебе надо поторопиться. Ты наверняка захочешь переодеть платье.
— Конечно. Но мне хватит для этого и пяти минут. Если мы поспешим, то сможем добраться до улицы Лепик к четырем часам. О, Патрис, как я рада! Мази! Мама!
Привлеченные громкими голосами, Мази и мадам Монастье появились в салоне. Элизабет выпалила им в лицо эту новость, как если бы взорвала праздничную хлопушку:
— Мои родители приехали!
Увидев, как расцвели лица обеих женщин, она взяла Патриса за руку и увела его в маленький домик. Стоя перед открытым шкафом, она заколебалась:
— Какое мне надеть платье?
— Серое с белым воротничком! — ответил Патрис.
— В нем я похожа на девочку!
— Тогда зачем ты спрашиваешь мое мнение?
— Надену-ка я синий костюм, — решила Элизабет.
Портниха из Сен-Жермена сказала ей на примерке, что этот костюм строгого покроя делает ее очень женственной. Одеваясь перед зеркалом, Элизабет наблюдала за тем, как одевается ее муж. Ей хотелось, чтобы они выглядели красивой парой. В самый последний момент она заставила его сменить коричневый галстук на бордовый с белыми полосками. Обернувшись к ней, Патрис воскликнул с восторгом:
— Бог мой! Как же ты хороша!
Она повернула голову в одну, потом в другую сторону и согласилась, что синий костюм придавал ей солидность. За руль автомобиля села уже элегантная дама лет двадцати пяти. По дороге ей удалось компенсировать свое нетерпение быстрой ездой. Патрис сидел застывший от беспокойства, искоса поглядывая на жену и не говоря ни слова. Но в Париже пробки заставили Элизабет сбавить скорость. Она нервничала, перестраивалась из одного ряда в другой, обгоняла поток машин на третьей скорости, чертыхаясь, сигналила, словно была за рулем пожарной машины, которую все другие обязаны пропускать. Несмотря на разного рода ухищрения, было уже более четырех часов, когда она наконец остановила автомобиль у кафе.