Прекрасная свинарка

Ларни Мартти

Теперь это уже дело прошлое, и я могу чистосердечно признать, что система ПУ вовсе не нуждалась в поддержке со стороны общества, поскольку она и без этой помощи приносила исключительно солидные прибыли. Но в то время я была, возможно, по какой-то причине очень цинична; кроме того, я, разумеется, видела, что общественные средства тратились и на менее полезные дела, — несколько ниже я докажу это. Каждый человек, хоть сколько-нибудь любивший свою родину, старался урвать от нее все, что только мог. Поскольку стремление казаться оригинальной было мне чуждо, я действовала, естественно, так же, как и другие почтенные граждане: я никогда не говорила деньгам «прощайте», а только «до свиданья». Как легко и просто можно добывать деньги, если воспользоваться трудным положением ближнего своего!

Ровно полгода фургоны ПУ спокойно предлагали свои услуги жителям города Хельсинки и туристам. Затем началась тяжба. Заклятые писсуаристы нашли наконец идею, которая сплотила их всех под одним знаменем. Они были поистине единодушны, решив ликвидировать

завоеванную женщинами победу равноправия — систему ПУ. Директор-распорядитель Энсио Хююпия был вызван в городской суд по обвинению в незаконном промышлении лоточной торговлей. Суд постановил: а) деятельность «Системы ПУ» прекратить и б) директора Энсио Хююпия подвергнуть штрафу. Решение суда основывалось на законе от 27 сентября 1919 года «О свободе промыслов». (См. «Свод законов и постановлений, Закон о промыслах и ремеслах», глава: Лоточная торговля.) Было бесполезно обжаловать приговор в верховном суде, члены которого являлись самыми консервативными писсуаристами. Поэтому я добровольно, не пролив ни слезинки, отказалась от предприятия, в которое вложила часть своего сердца и которое принесло мне целое состояние. Зато Энсио Хююпия казался морально подорванным. Но в конце концов и он сумел отнестись ко всему легко и тяжко запил. Он всегда спасался от трудных переживаний, хватаясь за штопор. Пройдя цикл запоя, он снова принялся за дело; а чтобы деятельность его имела практическую силу, он требовал дополнительных, чрезвычайных средств на представительство. Деньги эти не пропадали зря, ибо когда говорили деньги, на правильность произношения и чистоту речи обычно никто внимания не обращал. Мне до сих пор не вполне ясно, каким образом Энсио умудрился продать городу все шестнадцать автофургонов ПУ, «А/о Садовые удобрения» и огромное количество всевозможных запасных частей и разного инвентаря. Так же не понятно было и то, что город возобновил деятельность системы ПУ. Правда, с некоторыми изменениями. Вагончики были перекрашены в унылый серо-зеленый цвет, принятый для всех машин и транспортных средств городского треста ассенизации, и вместо инициалов ПУ на бортах появились буквы: ПУГХ, что означало «Передвижные удобства города Хельсинки». Значительной переменой явилось прекращение продажи аптечно-парфюмерных товаров, а также учреждение новых штатных должностей — так называемых «туалетных контролеров». (См. Оплата должностных лиц и штатных работников.) «Куда девались бы все провалившиеся коммерческие предприятия, если бы ада не существовало?» — говорят американские бизнесмены. И я невольно задавала себе этот вопрос, наблюдая в течение некоторого времени за работой автобусов ПУГХ. Городские власти снова вызвали бурю общественного мнения (судя по обилию читательских писем в газетах), повысив таксу до трех марок и ограничив время обслуживания каждого клиента десятью минутами. Но, после того как получили широкую огласку подтвердившиеся данные об огромных убытках, регулярно приносимых автобусами ПУГХ, терпению налогоплательщиков пришел конец. В июле, в самую жаркую пору лета, хельсинкские писсуарристы праздновали свою победу. Работа автобусов ПУГХ была прекращена, и городской пейзаж столицы вновь украсился пресловутыми железными будками, окрашенными в серо-зеленый цвет. Но, правда, теперь отцы города распорядились оборудовать там и сям соответственные стационары для женщин, дабы иметь возможность громче прежнего кричать о равноправии полов. Меня чрезвычайно удивил тот факт, что городские власти ликвидировали систему ПУГХ, хотя у них десятилетиями существовало много других нерентабельных предприятий. Мой мудрый советник Энсио Хююпия разъяснил мне все:

— Видишь ли, дело в следующем. Когда мы убеждали отцов города разрешить систему ПУ, я сказал им как бы между прочим, что в Соединенных Штатах Америки даже в сельских местностях уже начинают вводить «передвижные удобства» и нам просто не к лицу отставать от времени. Когда же впоследствии вся наша гениальная система перешла в собственность города и в ведение муниципалитета — по этому поводу ведь было даже в экстренном порядке принято и опубликовано новое «Положение», — город направил в Америку специальную делегацию в составе четырех инженеров для изучения «передвижных удобств» Нью-Йорка и ознакомления с опытом их эксплуатации. Господа инженеры вернулись домой с кислой миной, ибо их командировка вылилась в обычную научную поездку: они по-прежнему умели плавать и насвистывать. И вот, когда отцам города было торжественно доложено, что янки не имеют «передвижных удобств» и не только не собираются отказываться от старых писсуаров, но даже увеличивают число последних после каждой переписи населения, тогда-то руководство ПУГХ решило ликвидировать систему — и немедленно. Им, видишь ли, казалось просто верхом неприличия отступать от иностранных образцов. Что же касается удовлетворения человеческих потребностей, то это они считали делом вкуса: кто идет в церковь, а кто — покупает ливерную колбасу!

Я не имела времени горевать о системе ПУ, так как у меня была уйма новых коммерческих дел и горячее желание как можно скорее поместить капиталы за границей, ибо положение в мире не предвещало ничего хорошего. Я совершила одну за другой срочные поездки в Швейцарию и Швецию, временно возложив обязанности директора на Энсио Хююпия. Я доверяла ему почти абсолютно, уже по одной той причине, что он никогда не признавался мне в любви. Хотя я порой и уставала от его разговорчивости (он мог говорить без перерыва целый час, а слушать — не более минуты) или возмущалась его пьянством, я очень скоро побеждала свое неудовольствие, вспоминая слова одного древнего мудреца: «Не осуждай нудиста, ибо таким он родился на свет!»

Однажды августовским вечером Энсио Хююпия зашел ко мне в кабинет и рассказал, что купил себе сто гектаров леса в рассрочку. Он все покупал в рассрочку, потому-то его жена всегда так модно одевалась; и теперь наконец его совершенно засыпали счета. Попав в рай, он даже арфу праведника купил бы себе в рассрочку.

— Этак ты скоро совсем запутаешься, — сказала я ему.

— Я сумею расквитаться со всеми долгами, если ты согласишься на одно маленькое дельце, которое я хочу тебе предложить, — ответил он с лучезарной улыбкой, точно владелец ломбарда, дающий взаймы под заклад и уверенный, что всегда вернет свое. — Разделаюсь одним махом! И еще тебе отдам часть прибыли. Остановка только за деньгами, за свободными деньгами, которые бывают у меня так редко и задерживаются так недолго.

Он посмотрел на меня вопрошающе и, схватив себя двумя пальцами за нижнюю губу, оттянул ее, словно она была резиновая. Затем он принялся гримасничать и жевать собственные губы, как бы подражая одному из наших известных актеров, увидев которого я перестала удивляться тому, что Дарвин превратил Адама в обезьяну.

— В данный момент у меня нет охоты браться за новые дела, — ответила я устало. — Со дня на день может разразиться вторая мировая война…

— Вот именно, именно поэтому! — перебил он меня возбужденно. — Все надо уладить как можно скорее. Прости, не перебивай, хоть я и перебил тебя, но дело это действительно очень спешное. Я узнал, что городские власти решили продать все шестнадцать автобусов ПУГХ тому, кто предложит наибольшую цену.

— Что же мы будем с ними делать?

— Купим их!

— Я не вложу в это предприятие ни одного пенни.

Энсио глубоко вздохнул, запасаясь терпением.

— Дорогая Минна, выслушай хотя бы! Автобусы совсем новенькие, а я мог бы купить их по цене металлолома.

— А дальше?

— Мы их демонтируем, снимаем то самое, известное тебе оборудование, и сразу же продадим его индивидуальным застройщикам, самостоятельно возводящим домики в пригородах. Продадим с аукциона. Затем мы живо обратим автобусы в новую веру и снова продадим их. Я подсчитал, что вся эта процедура займет три недели. Ну как, согласна?

Он почти умолял — и я согласилась. Мне казались весьма сомнительными хлопоты моего сподвижника, хотя я знала, что у него в отношении денег прирожденный нюх и к тому же имеются отлично развитые хватательные способности. Я финансировала его предприятие, чувствуя себя жертвовательницей. Каково же было мое смущение, когда он через две недели явился в контору, весело напевая (вино ведь молчит, только пока закупорено в бутылке), и прямо ворвался в мой кабинет. Я не могла выговорить ничего, кроме односложного вопроса:

— Ну?

Продолжая напевать, он открыл портфель, выложил передо мною на стол пачку денег — сумму, которую брал у меня взаймы, — и спросил:

— Как насчет процентов?

— Можешь оставить их себе!

— Отлично. А вот твоя доля прибыли.

Он передал мне сто тысяч марок и как бы между прочим сообщил, что расплатился со всеми долгами. Я вновь начала сомневаться в его честности и потребовала объяснений. Поскольку голая правда всегда чувствует себя как-то неловко и потому старается немножко принарядиться и подгримироваться, он тоже слегка приукрасил рассказ о своей отнюдь не поэтической деятельности, хотя мог бы все изложить гораздо короче и проще. Он купил у города шестнадцать автобусов ПУ оптом, по баснословно низкой цене. Распродав индивидуальным застройщикам снятые с автобусов раковины и унитазы, он вернул свои затраты. Потом он сбыл в разные мастерские и учреждения все оборудование, запасные части, инвентарь и на вырученные деньги снова оснастил машины, но теперь уже совершенно для других надобностей. А именно: он продал их армии как походные лазареты и машины для перевозки раненых. Продал всем на удивление по очень приличной цене. Такова была окончательная судьба знаменитых автофургонов ПУ. Очень жаль, что Энсио Хююпия был лишен политического честолюбия. Если бы ему достался пост министра финансов или министра торговли и промышленности, он мог бы оказать своему отечеству вовеки незабываемые услуги. Но он был, к сожалению, одной из тех скромных натур, которые застенчиво собирают добро в свой собственный амбар и нисколько не заботятся об известности.

На свете есть много людей, о жизни и деятельности которых ничего не известно, однако в этом виновата не только пассивность сплетников.

Глава седьмая

РЕВАНШ

И вот наконец наступил день, когда я смогла удовлетворить годами мучившую меня жажду мести. Уверенная в победе, я вошла в контору «ПОТС и Кo». Меня сопровождал юрист моей фирмы Энсио Хююпия, он нес тяжелый чемодан и портфель. Старший вахтер сильно постарел: от его седых волос остался лишь реденький пух, сквозь который просвечивала крышка черепа. Хотя альманах его жизни был уже украшен листьями поздней осени и хотя он переступил порог пенсионного возраста целых шесть лет назад, он все еще был в состоянии кланяться посетителям и поклоняться своим директорам. Наше появление в прихожей «ПОТС и Кo» привело старика в сильнейшее замешательство.