Прекрасная толстушка. Книга 1
Шрифт:
— Это простые двадцатикратные бинокли. Через них можно только пуговицы сосчитать на твоем платье. Интересно, и давно они здесь болтаются?
Он лежал лицом к берегу и от родного моря предательства не ждал. Я же, когда сидела на нем, ничего не видела, кроме его жадных глаз. Или, откинувшись назад, опершись руками на его колени и изогнув шею, я смотрела, как он входит в меня…
— А черт их знает, — сказала я, — надеюсь, они успели тоже получить удовольствие…
— Сейчас они получат еще больше, — сказал он и, взяв с камня мои купальные трусики и лифчик, начал что-то семафорить на катер. Ему длинно ответили с рубки, после чего катер, взревев моторами, выпустил из-под себя пенный бурун, смешанный с сизым дымом, заваливаясь на один бок, резко развернулся в сторону моря и стал стремительно уменьшаться.
— И что же ты им сказал? — спросила я.
— Я не могу тебе это перевести… — шкодливо улыбнулся он.
— А что они тебе ответили?
— Ответили стихами.
— Ой, скажи, скажи, — запросила я.
— Но там тоже есть словечко… Я не могу…
— А ты вместо словечка скажи ля-ля, а я пойму.
— Надо еще вспомнить… — сказал он и поскреб свой рыжий затылок.
— Все ты помнишь. Сейчас же читай стихи.
Он помотал головой и прочитал:
Обожайте, девки, море И любите моряков. Моряки ля-ля-ля, стоя, У скалистых берегов.— Господи, неужели они здесь были с самого начала? — сказала я.
— Да нет, — улыбнулся он, — это старая песня.
— И ты ее раньше знал? — подозрительно спросила я.
— Что ты имеешь в виду? — улыбнулся он.
— Насчет стоя! Может, у вас, у моряков, традиция такая? Может, вы клятву дали? — Я со злостью кинула в него горсть мелких камешков.
— Да ты что, братец? — крикнул он, со смехом уворачиваясь от камней.
— Какой я тебе братец?! — Вслед за первой горстью полетела вторая.
— Ну хорошо, сестренка, сестренка, — хохотал он, пытаясь обхватить меня за талию и прижать к себе, чтобы мне неудобно было швыряться камнями.
— И не сестренка я тебе вовсе! — пропыхтела я, выворачиваясь из его крепких объятий и кидая в него очередную пригоршню камней. — Я-то, дура, думала, что это нас страсть настигла посреди моря, а это он специально все подстроил, чтобы все по инструкции было! Чтобы соответствовать своему дурацкому морскому гимну!
— Ага, значит, ты так?.. — Он неожиданно по-вратарски кинулся мне в ноги и поймал за щиколотки. Я была уже в платье и жалко было падать, но пришлось…
— А как ты догадалась? — спросил он, лежа на мне и нахально улыбаясь. — Конечно, я все подстроил! И в Одессу я тебя завез, и на берег я тебя завел, и погранцов я вызвал, чтобы ты не могла уйти морем. И теперь ты вся в моих руках…
И я почувствовала, что я опять в его руках… Вернее, в руке…
Когда мы вновь искупались голышом и снова оделись, я сказала:
— Давай назовем это место «Бухтой любви».
Он вдруг спохватился, достал из кармана брюк часы, посмотрел и присвистнул:
— Мы опаздываем больше чем на два часа. А это даже по одесским меркам многовато.
— «Счастливые часов не наблюдают», — тут же процитировала я.
Он снова промолчал мне в ответ. И я снова это заметила.
Когда мы приехали к Люсику, еще и половина компании не собралась.
Ложная тревога, капитан.
С этого момента моя Одесса закружилась в каком-то немыслимом хороводе и понеслась. Мы с Сидором или до обмороков занимались любовью на царской двуспальной кровати в моем номере, или как бешеные носились на его «москвичонке» по городу. Мелькали пирушки, квартиры, рестораны, дачи на разных станциях Фонтана, где никаких фонтанов давно не было. Я познакомилась с огромным количеством различного одесского народа, естественно, частенько навещала мою любимую тетю Геню, с которой мы не раз всплакнули, когда я ей рассказывала о маме, папе, бабушке…
— Деточка! — кричала сквозь слезы тетя Геня. — Приезжай! И без этих бандитов! Мы с тобой… — дальше она говорить не могла, ее душили слезы.
Сидор даже с каким-то непонятным азартом с утра до вечера возил меня по всей Одессе и по пригородам, словно специально демонстрировал… Впрочем, так оно и оказалось. Но тогда я не очень-то углублялась в подобные мысли, решив, что он во всем так азартен.
И только в одном месте мы с ним не были. У него дома. Только с одними людьми во всей Одессе он меня не познакомил — со своими родителями.
Когда я у тети Гени спросила, почему он так поступает, она решительно отмахнулась:
— И в голову не бери, деточка! Он же чокнутый! Не нужно тебе обращать внимания на его заскоки! Для тебя это не опасно…
Вот тут-то я и поняла, что существует некая тайна, которую я всей кожей ощущала, и мне действительно грозит опасность. Я попробовала выпытать у тети Гени, а потом у Люсика подробности, но у меня ничего не вышло. Тетя Геня насупилась и сказала:
— Подожди, пока он сам расскажет. Только ребят ни о чем не спрашивай, а то начнут врать…
А Люсик округлил глаза и спросил с самым искренним удивлением:
— Какие еще тайны Мадридского двора?
Я поняла, что тетя Геня была, как всегда, права, и тут же прекратила все расспросы. Терпеть не могу вранья.
Впрочем, ответы на все загадки я получила. Сперва на первую, на московскую.
В один из дней, когда мы потные, изможденные любовью расползлись по разным углам необъятной гостиничной кровати, он вдруг начал рассказывать о своей работе.
— Представляешь, — говорил он, — тебя качает, и кита качает. Притом оба вы качаетесь в разных амплитудах и ритмах. У тебя скорость и у него скорость, у него направление и у тебя, да еще и ветер до двадцати метров в секунду и бешеная парусность линя… И вот тебе нужно уловить тот единственный момент, когда все совпадает, когда линии судеб, твоя и кита, перекрещиваются, и успеть нажать на спуск гарпунной пушки. Для этого нужен особый охотничий инстинкт, своего рода талант. Я это умею лучше всех. Поэтому и китов за сезон у меня бывает больше всех. И практически ни одного подранка. Я бью только наверняка.