Прекрасная толстушка. Книга 2
Шрифт:
После макарон он выпил две огромные чашки чая со свежим вишневым вареньем. Он намазывал его на белый хлеб. Варенье все время стекало, и он подлизывал его то с одной стороны, то с другой. Я поймала себя на том, что слишком внимательно слежу за его красным от варенья языком, и отвернулась.
Насытившись, он начал маяться. Он боялся, что теперь я выставлю его за дверь. Я была совершенно уверена, что он и представления еще не имел, что будет делать, если останется, но уходить ему явно не хотелось.
— Можно, я еще что-нибудь
— Поставь, — сказала я.
Он выбрал сборник танцевальной музыки. И опять попал, хоть я и ничего не загадывала. Он поставил «Маленький цветок». Была такая грустная вещица, которую я тоже очень любила. Увидев по моим глазам, что снова попал, он подошел ко мне и, неловко поклонившись, сказал:
— Разрешите пригласить вас на танец.
— Но я значительно выше вас, — улыбнулась я.
— Это не имеет значения. И потом совсем не значительно, — сказал он без тени улыбки.
— Не думаете же вы, что я буду танцевать в домашних та почках? — сказала я и вышла в прихожую переобуться. Там, надевая свои шпильки, я подумала: «Боже мой, зачем это тебе? Ведь ты как минимум на восемь лет его старше и теперь будешь на все двенадцать сантиметров выше… Что ты делаешь, старая дура? А, ерунда! Не имеет значения!» — ответила я его словами.
Он танцевал плохо. Вернее, даже не танцевал, а так — топтался на одном месте под музыку, прижимая меня к себе. Обе руки он по последней моде держал на моей талии. Они сквозь платье жгли мне поясницу, такие были горячие.
С первых же шагов я почувствовала, как он возбудился.
Он отстранился, стесняясь собственного возбуждения, и даже слегка покраснел. Меня все это страшно забавляло. Я нарочно прижималась к нему и даже слегка выставляла вперед колено, чтобы почувствовать его возбуждение… Надо сказать, что и сама я начала потихоньку заводиться, так что шалость моя была не совсем невинна…
— Тебя действительно не смущает, что я такая большая? — спросила я внезапно осипшим голосом и даже прокашлялась, чтобы вернуть ему нормальное звучание.
— Нет, не смущает, — ответил он точно таким же сиплым голосом. — Наоборот…
— Что наоборот, чудо морское? — хрипло рассмеялась я и подумала с досадой: «Вот прилипло ко мне это „чудо“! Ни кого так раньше не называла!»
— Мне хочется носить вас на руках! — сказал он, глядя мне прямо в глаза, хоть и густо покраснел при этом.
— Хотела бы я на это посмотреть…
Я, наверное, зря хихикнула. Не успела я сообразить что к чему, как он нырнул куда-то вниз, и я взмыла в воздух…
Те из вас, кто смотрел замечательно-трогательный фильм Федерико Феллини «Амаркорд» («Я вспоминаю»), наверное, помнят эпизод, в котором герой фильма, подросток, несколько раз отрывает от пола гигант скую хозяйку табачной лавки, подхватив ее под зад. У него там, у бедняги, чуть глаза не вылезают из орбит, а хозяйку это так распаляет, что она извлекает из кофты свою циклопическую
Я очень люблю «Амаркорд». Мне нравится и этот эпизод, но должна сказать, что наши юноши могут дать итальянским сто очков форы.
Безусловно, Юра был даже на вид крепче героя Феллини, и я тогда еще была поменьше хозяйки табачной лавки, но сделал он все совершенно по-другому…
Он просто взял меня на руки, как ребенка, как муж молодую жену, когда вносит ее после бракосочетания в свой дом, и закружил по гостиной, приговаривая при этом совершенно не натужно:
— И вовсе вы не большая. Не надо себя преувеличивать…
— Отпусти, сумасшедший, у тебя пупок развяжется… — заверещала я, обвивая его шею руками, чтобы хоть чуть-чуть облегчить ему ношу.
— Да вы же совсем не тяжелая, — сказал он, улыбаясь все же с некоторым напряжением, и слегка подбросил меня, чтобы ловчее перехватить…
У меня сердце оборвалось. Я успела испугаться, что он меня не поймает, я грохнусь и проломлю пол.
— Отпусти, надорвешься, сумасшедший… — Я боялась пошевелиться, чтобы не сделать еще хуже, и следила лишь за тем, чтобы своей ножищей, парящей в воздухе, не сбить любимый торшер или хрустальную вазу с флоксами со стола…
Совершенно не представляю, как хозяйка табачной лавки могла завестись от того, что мальчик надрывается…
Он внял моим просьбам и бережно опустил меня на диван. Я сняла руки с его шеи, но он не торопился отстраниться. Он опустился перед диваном на одно колено и оперся руками на диванный валик, как бы заблокировав меня. Его глаза медленно и внимательно скользили по моему лицу.
Я знала, что он ни за что не предпримет прямой атаки, по стесняется, а повода обнимать меня и прижимать к себе, как в танце, у него больше не было. Да и сказать в таком положении ему было особенно нечего, а встать и лишиться столь выгодной позиции он не хотел. Положение его было довольно щекотливое, а я не спешила прийти на помощь. В конце концов, если я и фея, то вполне современная, со стервозинкой…
— Ну и что дальше? — наконец спросила я с некоторым раздражением в голосе.
— А что дальше? — улыбнулся он.
— А дальше детям пора домой, баиньки, — сказала я.
— А кто же здесь ребенок? — притворно удивился он.
— Известно, кто здесь ребенок.
— Конечно, — воскликнул он радостно, — как же я забыл! Ребенка нужно было отнести в спаленку, в кроватку… — И он начал просовывать одну руку мне под голову, а другую под бедра… я поняла, что на этот раз, поднимая меня с дивана в таком неудобном положении, он точно надорвется. И, кроме того, я понимала, что от неловкости, от незнания, как при ступить к делу, он может натворить таких глупостей, что отобьет у меня охоту навсегда.