Прекрасное далёко
Шрифт:
– Николай, ну ты дал стране угля! Как же ты смог-то?! Прямо чистый тореадор!
– В смысле?
– В смысле, что к кабану рванул, словно забодать его хочешь, а потом такой выгнулся, девку хвать с холки! Кабан мимо просвистел, а ты такой стоишь как ни в чём не бывало! Герой!
– Так а я чего? Я ничего. Вдруг бы скотина её стоптала?
– Деревенский, по ходу?
– Не так чтоб совсем, но подворье своё у родителей есть. Мать на нём трудится.
– А отец?
– А отец в шахте трудится, ему не до скотины.
– Фёдор, ты видел, какой Герасимов подвиг совершил!
– Видел-видел! На его месте так поступил бы каждый.
– А чего ж ты не поступил? В канаву летел как пуля.
– Видать, я не каждый. Мы с тобой, Семен, оба оказались не каждые.
Глава 2 Потеря
– Нет, дорогие товарищи! Мы вас так просто из деревни не отпустим!
– Да как так, у нас же маршрут, комсомольское задание.
– Вот отпразднуем такую славную встречу, посидим как люди, в баньку настоящую вас сводим. А поутру свежие и отдохнувшие вы и пойдете по своему маршруту. Куда вы вообще намылились, если не секрет?
– Да какой секрет, хотим дойти до заброшенной сейсмологической станции, она у вас где-то неподалёку. За Коровьим перевалом. Знаете такую?
– Ну… что-то такое слышали. Когда-то. Место дикое, никого и ничего там нет. И надобности туда шляться тоже ни у кого нет. Ученые оттудова и съехали потому.
– Почему?
– Транспортом добираться очень долго, круголей таких давать приходилось, что ужас. А пешком много не унесёшь. Вот они помыкались-помыкались, да и прикрыли свою рабораторию. Тьфу, лаболато… станцию закрыли. Не ходим мы туда. – Дядька неизвестного звания и должности, но явно главный в деревне слегка посмурнел лицом. Ему явно было неудобно оттого, что он не мог дать проводника туристам, таким хорошим людям, сходу спасшим дочку лучшего комбайнёра и механизатора. От пришлых переговоры вёл комсорг, для него было важно, что все организационные моменты именно на нём. Он бросал благодарные взгляды на Колю, не пытающегося перехватить командование. И вообще Николай повел себя как мужчина, надо статью про него сочинить или агитационный листок. Мол, героизму всегда есть место в жизни, а комсомольцы всегда в строю. Или что-то в этом роде. Даже странно, что Герасимов не вступил в партию. Эдак он выше зама никогда никуда не вырастет, надо ему подсказать этот момент.
Всё-таки Федька скала! Железной рукой и авторитетом комсорг таки не дал превратиться дружеским посиделкам во имя смычки города и деревни в разнузданную пьянку. Хотя до бани дело так и не дошло, отряд не потерял ни одного бойца. Или не заметил потери. Раннее утро, туманное как в одном романсе, подняло руководителя экспедиции на ноги, а уже он поднял всех своих, дабы по холодку уйти подальше от деревни, туда, куда не ступала нога местных, которым нафиг не надо карабкаться по неудобьям. По косогорам и осыпям, где дурная корова ногу сломает, а нормальному человеку вообще делать нечего. Народ в автоколонне дисциплинированный, знали, на что подписывались. Встали, сполоснули подопухшие рожи водичкой и пошли. Девушки выглядели бодрее, тем более что они и пили чисто для поддержания компании. Опять же им не привыкать вставать в несусветную рань, женская доля такая.
Два часа до первой остановки отмахали, где и встали на первую днёвку.
– Командир, так всё-таки скажи, почему было не позавтракать в деревне?
– Да, Федя, почему?
– Как дети, честное слово. Ну сами подумайте, вас же как родных там приняли, значит лечить бы стали после вчерашнего.
– Да мы вроде не сильно того.
– Народ у нас приветливый, всяк судит по себе. Кто-то бы отказался здоровье подправить, а кто и попал под тлетворное влияние лекарей-самоучек. Нам с вами в походе пьяный товарищ нужен?
– Не, в походе такого счастья не надо. Если на привале усугубить, то нормально. На вечернем, конечно. А перед выходом – не.
– Вот и я о том же. А так мы вышли без завтрака, никто и не чухнулся. Скажи, Николай? Николай!
– А где он?
– Да небось посс… до ветра отошёл.
– Ну да. Наверное. Коль, выходи уже!
– Николай, отзовись! А когда его последний раз видели?
– Можа он в деревне остался. Как самый опытный товарищ.
– Не, я помню, вместе выходили. Я его еще слегка поддержала, когда он споткнулся.
– Сильно спотыкался?
– Ну вообще, да. Ему как раз полечиться бы не помешало.
– Так, товарищи, спокойно! Места тут светлые, медведей давно не видали, ничего страшного. Постоим, дождемся отставшего.
– А если не дождемся?
– Пойдем назад цепью, будем искать.
В то же самое время Коля Герасимов шел как ни в чем не бывало по маршруту. Вернее, брёл в некоем полусне-полубреду в неизвестном направлении. В его непроснувшемся сознании он шел с отрядом, ориентируясь на впередиидущего товарища. Так оно и было поначалу. Николай шел почти в середине колонны, постепенно смещаясь в её хвост, пока не стал замыкающим. А потом он еще слегка замедлился, а потом еще… В невысоких Уральских горах, которые на юге и горами назвать язык не поворачивается, заблудиться не так уж сложно. Везде деревья, подъемы и распадки, здоровенные камни, выходящие из земли. Ориентиров много, так много, что на незнакомой местности они превращаются в калейдоскоп. А если учесть состояние героя моего повествования… Дмитрий Моисеич Шульженко сильно любит свою дочку, так что отвязаться от его заверений в глубокой благодарности, а равно и налитых рюмок изумительного свойского самогона было трудно. По факту – нереально трудно. Вот Николай и не отвязался.
Осознание того, что он заблудился, пришло постепенно. Сначала он понял, что впереди него никто не топает, а уже потом догадался, что не представляет, где находится, в какую сторону идёт, с какой стороны пришёл, где все. Первое правило потерявшегося ему привили еще родители: потерялся – сядь на лавочку и жди, когда за тобой придут мама с папой. Не самый глупый вариант, между прочим. Может, не мама с папой, а товарищи или еще кто… но это лучше, чем пытаться выйти туда, где нет выхода.
– В лес нельзя идти бесконечно. Когда-нибудь ты доберешься до середины, а тогда начнешь из него выходить!
– Карр!
Диалог не задался, да Коля и не ждал от вороны чего-то путного. Он просто счёл, что уверенный голос и аргументы приведут его в состояние уверенности.
– Надо просто определить стороны света, а потом вспомнить карту. После этого нужно двигаться в сторону жилья или точки, из которой ты вышел!
В этот раз ворона не нашла возражений и молча улетела. А может, она просто не поверила в способность одинокого человека сориентироваться по сторонам света. Небо категорически заволокло плотными облаками, а мох на стволах деревьев давно плюнул на правила и рос там, где ему удобнее. Северная сторона? Сами там живите! Оставались косяки птиц, улетающих на юг, но дождаться осени не хватит никаких запасов. Вообще, надо сделать ревизию, что у Николая из этих самых запасов есть. Есть Николай любил, хоть и не злоупотреблял этим делом. Состояние нестояния после вчерашнего ненадолго приглушило эту любовь, но по своему опыту самоназначенный Робинзон знал – голод придет скоро. Не было такой болезни в его жизни, от которой бы его организм переставал алкать пищи телесной. Температура, ангина, дизентерия – в любом несчастии Коля был не прочь перекусить лет с тринадцати. Даже удивительно, как с такой любовью он не превратился в жиртреста. Жердяем при своём высоком росте он тоже не был, крепкого молодого мужчину с жердью сравнить никому бы не пришло в голову. Не атлет, но почти богатырь. Во всяком случае, Коле так думать о себе было приятно.
Буханка черного хлеба, завезенного в деревню из райцентра, шмат копченого сала – вот это да! Откуда? Стопудово Моисеич расстарался. Консервы такие, консервы сякие – туристический припас. «КЛМН» - кружка, ложка, миска, нож. Нож не перочинный, или складишок, как его отец называет, нет. Нож нормального человека, откованный в автомастерских по эскизу самого Герасимова. На грани закона сверкнула отточенная сталь полированным лезвием. Фляга с водой, еще фляга – воды много не бывает, если ты только не моряк. Алюминиевые солдатские фляжки ёмкостью семьсот и восемьсот грамм никогда не подводят, вода их них всегда самая вкусная. Если ты хрен знает где изнываешь от жажды, то теплая, отдающая металлом и резиной вода – прямо нектар! Фляга повышенной ёмкости была собственностью Николая. Однажды он бросил на неё разводной ключ, а потом попытался выправить вмятину. Способ старый и проверенный – чуток воды внутрь, затягиваешь пробку – и на газовую плиту. Или вмятина выправится, или фляга рванёт. В случае Николая прошёл третий вариант – флягу раздуло до восьмисот миллилитров. А вмятина осталась. Сейчас в чаще леса у него было на сто грамм воды больше – маленький плюсик к удаче.