Прекрасное табу

Лазарева Вик

Не ответила. Когда моя рука легла на ручку двери его кабинета, он остановил меня, сжав локоть.

— Всегда отвечай на мои звонки. Не дозвонюсь со второго раза — наказание. Будешь бревном или разозлишь меня — я передумаю насчёт Атаманцева. Поняла?

— Поняла, — еле дыша, прошептала.

— Мне нужно работать. Пока.

Соколовский открыл дверь и практически вытолкнул меня из кабинета.

С этого дня я стала безвольной куклой Соколовского. Он приезжал за мной или присылал машину почти каждый день. Мы ужинали в ресторане и ехали в самый дорогой отель, где он всегда снимал президентский люкс. Иногда брал меня в свой клуб, где он решал свои грязные дела с личностями криминальной наружности, а я ждала его в зале под пристальным наблюдением

охраны. Брал меня на все официальные мероприятия и приёмы. Собственнически прижимая меня к себе, демонстрировал всем, чья это собственность. Я притворялась, а он не был груб. Приставил ко мне водителя и охранника в одном лице, который сопровождал меня отныне везде и, конечно же, докладывал Соколовскому о каждом моём шаге, поэтому я не могла себе позволить делать то, что может его разозлить или вызвать подозрения о моём плане. Приходилось послушно исполнять роль беззаботной любовницы и содержанки, праздно проводящей свои будни: бутики, салоны, спа, рестораны, в которых я иногда встречалась с Кирой. Я тратила его деньги не стесняясь, чтобы ни у кого не было сомнений о моём месте подле него. Хорошо ещё, что он не запретил мне заниматься танцами. Подруга при каждой встрече пыталась меня вразумить, что это опасная затея, и отговорить от задуманного мною, но пути назад уже не было. Я стала той, кем меня и считал Стас, увидев ту роковую запись с моим стриптизом для Соколовского.

Шли дни, а Михаил ни разу меня не привозил в свой дом. Ещё при первом посещении его кабинета в офисе «СоколоГрупп» я поняла, что компьютера у него там нет. Он работал только с планшетом, но взять его незаметно у меня не получалось. После случая в клубе, когда я ударила его электрошокером, он был осторожен со своим гаджетом. Была одна надежда, что важную информацию, возможно всю базу и бухгалтерию тёмной стороны его бизнеса, которая явно не могла вместиться на планшете, он хранил и обрабатывал на сервере, который мог быть у него дома подальше от случайной проверки и посторонних глаз.

Единственное, что меня радовало — в моей квартире он тоже не появлялся. И она стала моим убежищем, где я могла быть собой, не притворяясь. Только дома я давала слабину и выпускала боль, которая разрывала мне душу, предавалась воспоминаниям о днях и ночах, проведённых с любимым мужчиной. Я очень тосковала по нему, по его объятиям, голосу, рукам, губам, нежным словам… Это было грёбанной мукой — заниматься сексом с Соколовским и не думать о Стасе. При том, что Михаил всегда был очень проницателен. Он чувствовал моё настроение, чувствовал всё по реакции моего тела, когда оно напрягалось от его прикосновений. Мне приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы скрывать моё состояние, притворяться довольной, ласкать и ублажать его. Иногда мне казалось, что я на грани, что моё напряжение достигнет пика и я сорвусь. Я стала заглушать свою боль и снимать это напряжение вином, а иногда даже успокоительным, чтобы хотя бы во сне не мучиться угрызениями совести, не испытывать боль, тоску по любимому и поспать.

(1) Имя жены Пигмалиона, которым нарёк её Жан-Жак Руссо в своём сочинении «Пигмалион», написанном в 1762 году. Это имя носила нереида из другого известного древнегреческого мифа, и оно часто встречалось в пасторальных произведениях XVIII века. Но на самом деле в мифе про Пигмалиона имя его жены не упоминается.

Пигмалион был скульптором на острове Кипр, сыном Бела и Анхинои. Он вырезал из слоновой кости женскую статую и полюбил её. Скульптор делал ей подарки, одевал в дорогие одежды, но статуя продолжала оставаться статуей, а любовь — безответной. Во время посвящённого Афродите праздника Пигмалион обратился к богине с мольбой дать ему жену столь же прекрасную, как и выполненная им скульптура. Осмелиться попросить оживить изваяние Пигмалион не решился. Тронутая такой любовью, Афродита оживила статую, которая стала женой Пигмалиона.

Глава 36. СТАС

Боль… ужасная боль от такого предательства, лжи… Она пронзила меня всего.

Я почувствовал её каждой мышцей, каждой клеткой тела. Струны души натянуло до предела, сейчас порвутся, и разъярённый зверь вырвется наружу. Сердце разорвалось в клочья. Теперь там была огромная, мать её, зияющая и чёрная дыра. Сначала хотелось обманщицу придушить, унизить, сделать также больно… как она мне. Но когда вошла, даже не глядя на неё, тело и душа отреагировали на её запах, голос… не смог… словно все силы ушли в гнев, который я испытал, увидев эту грёбанную запись. Всё стало казаться какой-то ужасной иллюзией, чьей-то злой шуткой. Хотелось даже поверить в это. Ухватился за эту мимолётную мысль, в надежде спасти нас… себя… Да, кого я обманывал? Себя хотел спасти. Утонуть в этой призрачной иллюзии, только бы не чувствовать этой разрушающей боли… Казалось, что не вынесу этого, сдохну… Сука! Лучше бы сдох…

Взял себя в руки, чтобы посмотреть в глаза предательнице. Точно ведьма… демоница… как же ловко проникла в самое нутро… оголила до нервов, вывернула душу, выжгла там всё дотла, не оставив ничего живого.

Смотрел на неё и понимал, что ещё чуть-чуть и снова зелёные омуты затянут, наполнят вены отравляющим дурманом… своим наркотиком, на который я плотно подсел…

Старался не смотреть долго в эти колдовские глаза. Даже сейчас ложь, обман… В них не было торжества победы… Пыталась вызвать понимание, что-то объяснить… А был ли смысл? Запись не подделка. Очень чёткая, хоть и не понятно было о чём любовники говорили, но… этого, блядь, и не требовалось… её танец соблазнительный, эротичный, похотливый… и всё что она там вытворяла… моя, как я, идиот, думал, моя женщина от кончиков волос до сердца и души, с этим… Блядь… Полный пи***ц… Это удар в самое сердце…

Не мог больше выносить этого взгляда… слышать её голос… Не отрицала, что она на видео, что трахалась с ним… Смелая… этого у неё не отнять. Хотя какой смысл отрицать очевидное. Прочь… прочь с моих глаз. Иначе точно придушу… сделаю больно…

Сидел как истукан, уставившись на коробочку с кольцом, и не мог до сих пор поверить, что всё это происходит наяву. Не мог принять, что всё между нами… наши чувства, эмоции, откровения, мгновения счастья — ВСЁ ЛОЖЬ!

«Сука!» — кинул эту коробочку в стену и сжал кулаки до хруста.

Как же они могут быть такими жестокими?! Заставить поверить, что это всё правда, окунуть в счастье, поднять на самую вершину, подарить нирвану, заставить поверить в любовь, а потом убить, пронзить в самое сердце, вырвать крылья с мясом, оставив кровоточащие раны.

Сорвался в свою одинокую квартиру. Нельзя мне было к дочери. Хотелось крушить, разхреначить что-нибудь к чертям собачьим. Хорошо, тёща с тестем приехали. Катёна в надёжных руках. Они, конечно, убиты тем, что случилось с Таней, но любят внучку. Они мне очень помогают справиться с этим… Стыдно, но соврал, что уехал по делам.

Закрылся, чтобы утопить эту боль, злость, ярость… иначе сорвусь… И я топил их во всех крепких напитках, которые были в запасе. Проснулся на следующий день уже к обеду. Телефон разрывался от звонков, но я его выключил. Приняв душ, понял, что ни хрена не отпустило… Ярость и желание кого-нибудь убить сменилось ломкой… ломкой по ней, по её поцелуям, смеху, бархатному голосу, ласкам, телу, запаху… Тоска по потерянному, ещё сильнее разрывала душу… Как грёбанный наркоман снова пытался заглушить эти ломки всё новыми и новыми дозами алкоголя.

Закончилось всё тем, что я вообще уже потерял счёт времени. Не понимал какой день недели, какое время суток и сколько дней я здесь нахожусь в коматозе. Башка разрывалась, словно по ней били чем-то тяжёлым… С трудом разлепил глаза и понял, что это звонит мой видеодомофон. Сначала накрылся подушкой, чтобы избавиться от этого звука, но кто-то настырно решил меня доконать. Попытался встать, но всё тело словно налилось свинцом, не слушалось меня. Сполз с кровати и в одних штанах, босиком прошлёпал к двери. Беркут… Открыл и потопал в душ. Заглотив таблетку, включил ледяную воду, чтобы хоть немного прийти в чувства.