Прекрасное табу
Шрифт:
Соня встала из-за стола и вышла, а я сделал глоток вина и поднялся с кресла. Беркут попытался меня остановить.
— Стас, не стоит.
Ничего не ответил и, поправив борта пиджака, уверенно направился к Соколовскому. Его охранник тут же подорвался с соседнего столика, когда я приблизился, и преградил мне путь. Соколовский подал ему знак пропустить меня, и я подошёл ближе.
— Господин Атаманцев, рад приветствовать, — невозмутимо и доброжелательно улыбнулся мужчина. — Прошу, — показал рукой на свободное
Не ответив на его приветствие и не сев за стол, сжал челюсти.
— Чем обязан?
Ненависть душила. Хотелось врезать подонку в челюсть, выбить из него всё высокомерие, спесь. Ублюдок!
— Чем ты её удерживаешь? Тебе мало того, что лишил её всего?
— О чём это вы? Не понимаю вас, — иронично усмехнулся он, продолжая уверенно смотреть на меня.
— Всё ты понимаешь, — отчеканил ему в лицо.
— Нас Соней связывает давняя привязанность и очень близкие отношения. Она просто поняла, что чувства не прошли, и сделала выбор, который подсказало сердце, — приподняв бровь, с улыбкой превосходства на лице, ответил.
Я продолжал сверлить его взглядом полным ненависти. Упёршись рукой в стол, склонился к нему и тихо сказал:
— Чувства? Да что ты знаешь о чувствах.
Затылком ощутил, как за моей спиной появился его охранник.
— Выбор всегда делает женщина. Не так ли, господин Атаманцев?
— А она знает, что ты сделал с её родителями?! — не выдержав, я схватил его за лацканы пиджака, сжав кулаки. Гнев рвался наружу. Хотелось размазать ублюдка по стене прямо здесь, при свидетелях. В меня же моментально вцепился хваткой охранник подонка.
— Стас! Держи себя в руках, — услышал голос подоспевшего друга, который меня немного отрезвил.
— Да. Держите себя в руках, — процедил сквозь зубы Соколовский.
Я разжал пальцы. А он, слегка кивнув головой и поправляя пиджак, дал знак своему охраннику, что всё нормально. В висках стучала кровь, словно молот, сердце отбивало сумасшедший ритм, адреналин захлестнул меня, заставив забыть об опасности и приличиях. Подняв взгляд на друга, заметил, что все в ресторане затихли и обратили на нас внимание. Сделал шаг назад и увидел Соню, стоящую рядом со столиком, чуть левее меня. Наши взгляды встретились, и… господи… как же больно осознавать, что она потеряна для меня… что она с ним… Грудь сдавило словно тисками. Внутри всё полыхало ненавистью.
— Малышка, может скажешь своему ревнивому рыцарю, чтобы он уже понял, что ты свободная женщина и сама сделала выбор, — спокойно произнёс Соколовский.
Соня молчала. Видел, как её глаза заблестели. В них читалась тоска. Её пальцы с силой сжали клатч, который она прижимала к животу. Грудь вздымалась от учащённого дыхания от чего кожа на декольте соблазнительно блестела. Губы дрогнули, словно она готова была расплакаться. Но она держалась. Только губы беззвучно приоткрылись.
—
— Ну что же ты, малышка, — с издёвкой обратился я к ней. — Любишь его?
Соня молчала, замерев и глядя на меня.
— Стас, давай уйдём, — Беркут пытался меня увести.
Стряхнул руки друга, подошёл к ней вплотную и выпалил так, что весь зал услышал:
— Скажи!
Соня вздрогнула и опустила пушистые ресницы.
— Забудь меня, пожалуйста, — еле слышно прошептала. — Прости, но так будет лучше.
— Для кого лучше? — процедил сквозь зубы, видя как её глаза наполнились слезами. Врёт же, чувствовал, видел… — Так любишь его?
Соня метнула взгляд на Соколовского, а потом всё же осмелилась посмотреть на меня. Её взгляд изменился, словно она надела маску отчуждения. В миг стала холодной… бесчувственной…
— Прошу тебя уходи, — тихо и чётко сказала, словно полоснула скальпелем по, истекающему кровью, сердцу. — Уходи, — снова нанесла удар отчуждённым голосом.
Села за столик и, взяв бокал вина, спрятала взгляд за ним. Смотрел на неё и не мог прийти в себя. Не верил, что она могла быть такой… расчётливой… холодной… жестокой… стерва… ведьма… как же больно…
Беркут положил мне руку на плечо и поторопился меня увести. Я нервно скинул его руку и быстрым шагом направился к выходу. Её смертоносные слова окончательно убили во мне все оправдания, которые я за эти две недели нашёл для неё, разрушили призрачную иллюзию, что она не лгала, что любит… готов был простить тот танец и что она вытворяла там… с ним… Слепец… кретин… идиот, которого одурманила ведьма, поверил в искренность, в любовь… Просто смешно… Блядь, какой же наивный идиот! Долбанный романтик!
Выйдя на улицу, я выдохнул и нервно рассмеялся. Беркут снова был рядом. Смотрел на меня с сочувствием. А нужно ли оно мне? Сам виноват. Ведь именно этого и остерегался, именно поэтому никогда не снимал броню… Чтобы не обмануться и не испытать боль и разочарование.
Сжал челюсти и кулаки. Гнев снова захлестнул меня. Ему срочно требовался выход.
— Может нажраться? — спросил Беркут.
Я отрицательно замотал головой.
— Нет. Сейчас мне нужно другое, — вызвал такси через приложение. — Извинись за меня.
Пи****ц как хотелось рвать, колотить кулаками до мяса, чтобы физической болью заглушить душевную… И я уехал в зал. С остервенением колотил грушу до крови на кулаках…
— Алексей Николаевич, прошу вас. Пару минут, — снова просил доктора увидеть Таню, привести дочь. — Вы же ясно дали понять, что надежды мало. Я же не дурак. Я прекрасно понимаю, что значит кома четвёртой степени, — внимательно смотрел на хирурга. — Каждый день может стать последним.
— Вы думаете, что маленький ребёнок готов к этому?