Прекрасные авантюристки (новеллы)
Шрифт:
Шахерезада скромно потупилась, но тотчас вновь уставилась на принцессу:
— Однако участь мусульманской затворницы не влекла меня. Ведь я православная христианка и желала исповедовать свою религию. Кроме того, я мечтала вернуться на родину! Но шах не хотел отпустить меня и стал преследовать своим сладострастием. Тогда мне пришлось бежать в Европу, скрываться… И вот я решила заявить о своих наследственных правах. От души надеюсь, что с помощью моих друзей и моего брата Эмилиана Пугачефф, который является сыном от первого брака Алекса Разумовски, моего отца, мне удастся осуществить волю моей матери, императрицы Елизаветы, и взойти на престол, который по праву должен принадлежать мне!
Шахерезада
Потом она глубоко вздохнула, успокаиваясь, и обернулась к мужчине, раскинувшемуся на постели и внимательно смотревшему на нее. Принцесса тоже устремила на него взор.
— Ну как? — спросила Шахерезада.
Мужчина — его звали Михаил Доманский, он был другом польского князя Карла Радзивилла и только недавно приехал во Франкфурт, чтобы встретиться с Шахерезадой (и принцессой!), — горячо зааплодировал.
В самом деле, звучало все это очень убедительно. Следует, правда, уточнить насчет отца-гетмана… Доманский хорошенько не помнил, но, кажется, гетманом был не Алексей Разумовский, а его брат Кирилл. А впрочем, это такая мелочь, на которую никто не обратит внимания, ведь в Европе никто не силен в русских реалиях. Зато очень трепетно прозвучало про золотые палаты Зимнего дворца, злодейскую Мессалину и ссылку в Сибирь. Про отравление — magnifiquement, [51] просто чудесно! А насчет сладострастного персидского шаха… тут следует немножко поумерить пыл. Этот мифический шах еще не раз пригодится Шахерезаде. На него всегда можно сослаться, если понадобится вдруг неожиданно исчезнуть и развязаться с надоевшим любовником. Дядюшка персидский шах велит немедля прибыть к нему — и ищи ее, свищи эту Шахерезаду! Кроме того, его восточной щедростью можно объяснить внезапное появление некоторых сумм денег в сундуках Шахерезады. Но это тоже совсем незначительное замечание. А в общем-то все charmante. [52] Прелестно!
51
Великолепно (фр.)
52
Очаровательно (фр.).
— Это потрясающе, ваше высочество, — сказал он прочувствованно. — Так и хочется преклонить пред вами колени, клянусь слезами Христа!
— Давай-ка лучше я к тебе на колени сяду, — воскликнула Шахерезада и немедленно осуществила обещанное. Русская принцесса обвила шею Доманского руками и заглянула в его серые глаза своими — темно-карими, озорно блестящими, огромными, чарующими…
Один глаз у нее самую чуточку косил, и, наверное, именно это придавало ее совершенной красоте ту неотразимую живость, ту волшебную силу, которую Доманский испытал на себе. В них была тайна, в этих глазах, — тайна, которую невозможно разгадать!
Да кто же она на самом деле, эта женщина, сидящая на его коленях? Дочь султана? Полька из знатной шляхетской семьи? Дитя неизвестных родителей, богатых русских? Дочь пражского трактирщика или нюрнбергского булочника? Шахерезада, принцесса?.. Доманский прижал ее к себе так крепко, как только мог. Авантюристка, отъявленная лгунья, отъявленная мошенница, мотовка, нечистая на руку… лучшая из любовниц, какие у него только были, лучшее из орудий, которое только могла подготовить оскорбленная Польша, чтобы уничтожить свою погубительницу, русскую императрицу Екатерину.
О, если бы Елизавета Петровна только могла вообразить,
Детей этих, как сообщали люди сведущие, было трое: старшие сыновья и младшая дочь, родившаяся в 1755 году. Оба сына канули где-то на таинственных тропах, которыми суждено бродить отпрыскам коронованных особ, рожденным в морганатических браках. О дочери доподлинно было известно, что ее звали Августа, она сразу после рождения была увезена некой итальянкой, Иоганной Дараган, приближенной Елизаветы Петровны, в Италию и воспитывалась там как Августа Дараган, собственная дочь этой Иоганны, ничего не ведая о своем происхождении. Однако о нем знали или догадывались другие люди, к примеру господин Шмидт, ее учитель, и вот он-то оказался несдержан на язык, а от него вести о существовании незаконной дочери русской императрицы Елизаветы дошли до князя Карла Радзивилла, жившего тогда в Париже.
Этот богатейший из польских магнатов был вынужден искать пристанища во Франции, как и многие другие шляхтичи, бывшие в недавнем прошлом конфедератами — участниками борьбы против раздела Польши, который учинила Екатерина II в 1772 году, когда возвела на престол Речи Посполитой своего бывшего любовника Станислава Понятовского. Эмиграция пыталась настраивать против русской императрицы европейские правительства. Однако проку сие не имело, оттого паны шляхтичи жалили Россию и там и сям, сбоку, сзади, спереди — со всех сторон, откуда только могли подсунуться.
Вызнав у господина Шмидта максимум подробностей об Августе-Елизавете Дараган и удостоверившись, что она ни за что, никогда, ни при каких обстоятельствах не будет настаивать на своих правах, Радзивилл принялся искать актрису, которая могла бы с успехом сыграть роль русской принцессы-затворницы.
Полякам с давних пор, когда они поддержали царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, и помогли ему, пусть ненадолго, захватить отеческий престол, понравилось подсаживать на русский трон каких-нибудь нечаянных людей. Заменить Дмитрия они попытались Лжедмитрием — монахом-расстригой Гришкой Отрепьевым, Тушинским вором. Не повезло, и их пыл на какое-то время остыл… Но теперь, после поражения Барской конфедерации, у гонористых шляхтичей просто-таки руки тряслись от нетерпения снова внедрить в Россию своего человека — желательно не одного.
Конечно, наиболее действенной их акцией была организация восстания Емельяна Пугачева, среди ближайших соратников которого было немало поляков, старательно выдающих себя за русских мужиков. И вот Пугачев под именем императора Петра III Федоровича, чудеснейшим образом спасшегося после покушения в Ропше, двинулся по Волге, все вокруг себя предавая огню и смерти. Однако мстительный Радзивилл счел, что не мешает потрепать нервы Екатерине еще каким-нибудь образом. Например, выставить на сцену дочь Елизаветы Петровны от ее морганатического брака с Разумовским…
Вот было бы преотлично, кабы успеха добился и Петр III, и принцесса Елизавета-Августа!
Радзивилл в своей польско-французской страсти к романтическим эскападам был при этом не в ладах с логикой и не учитывал одной малой малости: успех одного самозванца начисто исключал успех другого! Либо трона добивается Петр, либо Елизавета-Августа. Если к цели придут оба, то между ними неминуема кошмарная свара, которую придется расхлебывать тем же полякам… Но и это были мелочи, на которые не стоило оглядываться. Предстояло еще найти актрису на роль русской принцессы!