Прекрасный хаос
Шрифт:
Теперь он казался большим и пугающим.
— А что?
— Потому что без твоей подписи внизу этого бланка то, что я собираюсь сделать и то, что вы услышите, отправило бы нас в тюрьму до конца наших жизней, если вы не подписывали.
И мисс Оладини тщательно подумала. Ее мозг был хорош в числах.
— Бланк КДб2344, — внезапно сказала она. — Я подписала его дважды и проставила инициалы в рамочку, в нижнем левом углу.
Мелвилль подмигнул.
— Спасибо.
Он ткнул в последнюю цифру на телефоне.
— Обри Ферчайлд,
Мисс Оладини оглянулась на смонтированный коллаж изображений. Хаотичное тело и другие звезды на мониторе в отдельности ничего не значили. Но теперь, когда Мелвилль собрал их вместе, они сформировали картинку. И не просто какую-то абстрактную ерунду, которую люди видели как пару рыб, плуг или американские горки.
Это было лицо, абсолютно очевидно, отчетливо и точно. Лицо со ртом, искаженным смехом.
Мисс Оладини вздрогнула, потому что этот смех не был счастливым смехом. Это было чистое злорадство.
— Премьер-министр? Мелвилль, административный профессор в Антенной системе Коперника. Я посылаю вам изображение кода 18.
Пауза.
— Да, сэр. Нет, сэр, изображения объединили только здесь, это все еще угроза для Великобритании, но дайте несколько часов…
Профессор Мелвилль взглянул на мисс Оладини.
— Нет, сэр, только я и моя помощница. Мы останемся на месте, пока не получим новостей от ваших людей, премьер-министр. Нет, абсолютно, полная блокировка, никакой связи внутри или вне Антенной системы Коперника ни при каких обстоятельствах. Доброй ночи, сэр.
Профессор Млвилль положил трубку.
— Это действительно был премьер-министр? — спросила мисс Оладини.
Мелвилль кивнул.
— Прости, моя дорогая, но я думаю, мы проведем здесь долгую ночь. Ты не могла бы посмотреть, где у нас чай и молоко?
Мисс Оладини вышла было из комнаты, потом повернулась, чтобы увидеть, как Мелвилль вынул мобильный телефон из кармана своего пиджака. Она даже не знала, что у него был мобильный.
— Профессор? Разве вы не обещали мистеру Ферчайлду, что у нас не будет никакой связи?
Он улыбнулся.
— Вот поэтому мне и нужно, чтобы ты проверила чай. Если ты не в помещении, ты не можешь быть ответственной за то, что я нарушил обещание, совершил государственную измену и, вполне возможно, профессиональное самоубийство. Теперь, ради себя, иди.
Смущенная, мисс Оладини покинула офис. Но она ждала возле двери, чтобы узнать, могла ли она услышать, кому он звонил.
Она услышала сигнальные электронные гудки клавиатуры, и после восем небольшого количества звонков он заговорил.
— Добрый вечер, я профессор Мелвилль. Могу я поговорить с Доктором, пожалуйста?
Такси было на полпути до Принц Альберт Драйв, между Воксхоллом и Чизиком, проезжая со скоростью почти 20 из-за лежачих полицейских.
На заднем сиденье такси Донна вынула свой звонящий телефон и уставилась на номер, но не узнала его. Пожав плечами, она нажала «Ответить».
— Алло?
Она послушала и передала трубку Доктору.
Он улыбнулся.
— Я перенаправил звонки в ТАРДИС на твой номер. Должен был тебе сказать. Прости.
— Как ты раньше справлялся без мобильников? — вздохнула она. — По-видимому, профессор Мелвилль.
Доктор улыбнулся.
— И еще одно совпадение — это одна их тех ночей, разве нет? — сказал он перед тем, как говорить в телефон. — Ахав! Что я могу сделать сегодня ночью для Антенной системы Коперника? Как будто я не могу догадаться. Это включает в себя фразу «хаотичное тело»?
У мисс Оладини сегодня вечером в печенках сидели удивительные вещи. Сначала звезды, делающие картинки. Потом рехнувшийся старый профессор Мелвилль, который был на горячей линии с премьер-министром. Потом выяснилось, что молоко на кухоньке на этот раз не убежало. А, и потом ее парень, звонящий почти в полночь.
— Спенсер? Что ты хочешь?
— Не говори, что не воспользовалась тем чертовски большим телескопом, чтобы посмотреть на небо.
Мисс Оладини направилась к двери кухни, той, которая вела наружу, а не в коридор, и выглянула в холодный ночной воздух, на самом деле не думая, что увидела бы что-то невооруженным глазом.
Так что она была очень удивлена, когда увидела.
— Это какой-то фейерверк? — спросил Спенсер.
Она думала, что бы сказать. Десять минут назад небо было чистым и смеющееся лицо можно было видеть только на фотографиях. Теперь оно было видимым и на небе, и если ее глупый парень его заметил — и не списал его на заправленную светлым пивом поездку — тогда что-то нужно было делать. Она вспомнила акт о государственной тайне и сказала Спенсеру, что да, это, наверно, просто что-то проектировалось с крыши одного из кинотеатров вниз по дороге к Дагенэму.
— Реклама фильма, — сказала она, добавив: — и нам вчера позвонили и предупредили об этом, — что было ужасной ложью, но она, казалось, осчастливила Спенсера.
После того, как он повесил трубку, ей пришло в голову, что остальной Брайтон может и не быть готов поверить ее истории — не в последнюю очередь потому, что она не могла позвонить каждому человеку индивидуально и им рассказать.
Может быть, премьер-министр так бы сделал. Или Патрик Мур.
— Как чай?
Мисс Оладини обернулась и увидела Мелвилля в дверях, с большой улыбкой на лице. Она упомянула, что это лицо с фотографии теперь было видно на небе, и Мелвилль подошел к окну и вгляделся в него.
— Не беспокойся, — сказал он, — за этим наблюдает эксперт.
— Из Даунинг-стрит?
— Нет. Кто-то гораздо лучше оборудованный, чем кто-либо оттуда.
Он бросил взгляд за окно.
— Это выглядит ужасно, разве нет? — сказал он в то время, как чайник начал снова кипеть. — С молоком, но без сахара, да, мисс Оладини?