Прекрасный зверь
Шрифт:
Я по-прежнему практически ничего не знаю о человеке, который держит меня в заложниках. Ничего, кроме его имени. И что он любит читать. Много, судя по количеству книг. В общей сложности более девятисот.
Самая необычная коллекция. Классическая литература. Философия. Финансы. Учебники по химии. Несколько томов по анатомии человека, один из которых посвящен исключительно сердечно-сосудистой системе. Собрание из двенадцати томов "Истории заката и падения Римской империи". Даже несколько книг по садоводству и ботанике. От них я удивленно приподняла брови. Я бы никогда не подумала, что Рафаэль интересуется садоводством,
Здесь также имеется несколько десятков романов. Я бы с удовольствием погрузилась в чтение книги и сняла стресс с помощью хорошей истории, но большинство книг Рафаэля на итальянском языке. Единственные две на английском — про мистические убийства, а учитывая мою ситуацию… Нет, спасибо.
Гм… Теперь, когда думаю об этом, Рафаэль не угрожал мне напрямую. Моей семье — да. Но не мне. Ни разу не упоминалось о физической расправе: никаких избиений, отрубания пальцев или угроз смерти, если я не выполню его приказ. Вместо этого он лично отнес меня наверх, обработал запястья, снял с меня обувь и носки, прежде чем уложить в постель. В своей собственной спальне, которую он, похоже, отдал в мое пользование. И все это после того, как я попыталась перерезать ему горло. Я вздрагиваю, вспомнив его перевязанную руку. Я ранила его в целях самообороны, но мне все равно жаль, что причинила ему боль.
Закатав рукава, которые в очередной раз распустились, я забираю пустую тарелку из-под обеда, который принесла горничная, и выхожу из кабинета Рафаэля.
Как и раньше, дом кажется совершенно заброшенным. Не видно ни одного живого человека, пока я прохожу мимо красиво украшенных комнат. Жутковато, но я не могу удержаться и время от времени останавливаюсь, чтобы полюбоваться деревенской элегантностью декора. Даже не имея ни малейшего представления о дизайне интерьеров, я вижу, что каждый предмет мебели и каждый акцент подобран так, чтобы дополнить сдержанную элегантность особняка.
В каждой комнате имеются огромные французские двери или окна, через которые проникают тепло и пьянящие ароматы Средиземноморья, создавая ощущение, что сам дом является частью природного ландшафта. И все же странно находиться в таком большом доме в полном одиночестве. Каждый раз, когда деревянные половицы скрипят под моими босыми ногами, я вздрагиваю.
Огромная кухня встречает меня гробовой тишиной. От горничной, доставившей мне еду, не осталось и следа. Девушка выглядела совершенно испуганной, когда на цыпочках вошла в кабинет и увидела меня, сидящую со скрещенными ногами на полу в окружении стопок толстых твердых переплетов. Она несколько мгновений смотрела на меня, затем оставила тарелку на стопке книг и поспешила прочь со всех ног.
Может, она подумала, что я сошла с ума. Не могу ее винить, если так. Вряд ли это нормальное поведение для заложницы — сортировать книги похитителя, вместо того чтобы пытаться найти способ сбежать. Но бежать для меня не вариант. Уверена, что Рафаэль говорил серьезно, когда угрожал убить мою семью, если я попытаюсь улизнуть. Я отчетливо слышала это по тону его голоса.
Он также сказал, что здесь меня никто не потревожит, и это оказалось правдой. Поэтому я осмелилась поверить, что он отпустит меня, когда разберусь с тем, что натворила. Правда, я до сих пор не уверена, как это произошло на самом
И я бы так и сделала, если бы только «тиранический осел» наконец появился бы. Уже десять вечера! Черт возьми.
Я запихиваю в рот холодные цуккини на гриле у кухонного острова, когда звук захлопнувшейся дверцы машины выводит меня из задумчивости. Я бросаюсь к окну, выходящему на подъездную дорожку, и, перегнувшись через подоконник, замечаю огромную мужскую фигуру, шагающую в дом.
Наконец-то, он вернулся. Рафаэль. Всемогущий царь этой странной тюрьмы.
Злость и раздражение бурлят во мне, когда спешу через кухню в прихожую. Этот сукин сын пригрозил причинить вред моей семье, если не выполню его приказ, а потом оставил меня на целый день переживать, прозябая в раю.
Когда я вхожу в прихожую, Рафаэль уже поднялся на второй этаж.
— Ну наконец-то ты появился! — говорю я ему вслед.
Он останавливается и медленно поворачивается ко мне лицом. Несмотря на то, что его окутывает тень, поскольку свет на верхнем этаже не горит, я знаю, что он смотрит прямо на меня. Знаю инстинктивно, как жертва, которая чувствует на себе смертельный взгляд хищника и слишком поздно понимает, что от некоторых судеб невозможно уйти.
— Не терпится приступить к исправлению своей работы? — Его низкий, горловой голос заполняет пространство между нами.
— Очень.
— Иди и возьми у Гвидо мой ноутбук. Я буду ждать тебя в своем кабинете.
Я смотрю вслед его удаляющейся фигуре, вот он исчезает за углом, а я ругаюсь и направляюсь в восточное крыло, в апартаменты его брата.
* * *
— Тут полный бардак, — бормочу я, уставившись на экран ноутбука. На то, чтобы избавиться от измененного кода, у меня ушло меньше десяти минут, но катастрофа из пропущенных строк и неправильных команд, на которую смотрю, не может быть результатом моего вмешательства. — В последний раз, когда посещала твою сеть, все выглядело иначе.
— Посещала? Отличный оборот речи для нарушения закона путем взлома закрытой системы, мисс Петрова. Моя компания — это не выставка в галерее.
Я гляжу поверх экрана, фокусируя взгляд на его внушительной фигуре, откинувшейся в кресле на дальнем конце комнаты. Кроме маленькой настольной лампы рядом со мной, весь свет в кабинете выключен. Имеющегося освещения хватает лишь на то, чтобы разглядеть, что Рафаэль снова одет в костюм-тройку, но не больше.
— Сказал парень, который похищает женщин на улице, — комментирую я и возвращаюсь к изучению кода.
Рафаэль уже сидел на стуле, когда я пришла с ноутбуком. Своим хрипловатым голосом он велел мне сесть за стол и приступить к работе. С тех пор он так и остался лишь темной фигурой. По большей части безмолвной.
Он о чем-то размышляет?
Планирует мою смерть? Наблюдает за мной?
Что он скрывает?
— У тебя бешенство, Рафаэль?
— Не думаю. Почему спрашиваешь?
— Уверен? — Я снова смотрю на него. — Нет лихорадки, мышечных спазмов, галлюцинаций? — Я делаю короткую паузу, чтобы дать ему время ответить, но он продолжает молчать. — Потому что у тебя, как мне кажется, повышенная чувствительность к свету. Мне стоит беспокоиться, что ты можешь на меня наброситься? Попытаешься укусить меня?