Прекрасный зверь
Шрифт:
Он тут же воодушевляется:
— Я не ослышался, ты только что назвала меня сексуальным?
— Да, назвала, думаю, так и есть.
— Ну, это можно назвать прогрессом, — мурлыкает он, посмеиваясь.
— Кстати, что ты сказал официантке, что она вдруг соизволила принять у нас заказ? — спрашиваю я совершенно целенаправленно, сделав глоток отлично охлажденного розового вина.
— Я сказал ей, что я гей, но она не особо обрадовалась этому.
Я чуть не подавилась своей выпивкой.
— Что? — прыскаю я.
Он смеется.
—
— Неа. Это очень полезно при определенных обстоятельствах.
— Ты не мог ей просто сказать, что не заинтересован?
— Девушки типа нее не сдаются, она бы все равно сунула мне свой номер телефона в руку. И это бы заставило тебя ревновать и злиться.
— Я не ревную, — отрицаю я.
— О, ты ревнуешь и это нормально, Элизабет Сноу Дилшоу. Ты именно та женщина, которая попытается заставить мужчину надеть пояс целомудрия.
Его заявление меня удивляет. Он вряд ли знает меня настолько хорошо.
— Почему ты так решил? — спрашиваю я с любопытством.
Его глаза, как зеркала, ничего не выражают.
— Опыт, — говорит он загадочно.
— Ну, ты ошибаешься. Я никогда в своей жизни никому не завидовала. Ни с Ленни, и уж точно не с тобой. На самом деле, мне было даже смешно, что все женщины пялятся на тебя.
— Это очень хорошо, потому что они не найдут пояса целомудрия на мой размер, — он ухмыляется. — Слишком большой.
— Я не буду беспокоиться, если официантка даст тебе свой номер, — говорю я.
У него на лице появляется какое-то озорное выражение, он протягивает руку, сжимая мое запястье и поглаживает его, словно соблазнительное обещание. Жест интимный, приятный и чувствуется таким замечательным. По коже у меня разливается удовольствие, мышцы вибрируют и мгновенно я чувствую, как во мне поднимается сильное желание, словно сухие листья, подхваченные ветром и беспомощно летящие в другой мир.
В его глазах появляется блеск, Шейн с неприкрытым желанием смотрит на меня, я уничтожена его взглядом, поэтому автоматически облизываю губы. Мы потерялись в нашем собственном мире. Мы смотрим друг на друга голодными глазами. Желание отчаянно мерцает между нами, словно невидимая магия. У меня кровь бежит быстрее по венам, я чувствую влагу между ног. Боже, никогда я не могла подумать, что могу так сексуально возбудиться, сидя в ресторане, и всего лишь глядя на мужчину.
Приходит официантка с нашем заказом, останавливается рядом с нами и покашливает, причем громко.
Я вырываю свою руку. Она плюхает пиццу на середину стола, шлепает маленькие тарелки каждому из нас и гордо удаляется прочь.
Я хихикаю на Шейна.
— Я же сказал тебе, что она именно та девушка, — говорит он.
Мы оба смеемся.
Пицца очень вкусная. Шейн оплачивает счет, мы поднимаемся и идем в сторону холма. На улице жарко, холм очень крутой, но мы все же добираемся до вершины. Мы останавливаемся у величественной старинной церкви Notre-Dame d’Esp'erance, и я смотрю вниз на потрясающий вид на залив.
— Хочешь зайдем в церковь? — спрашивает Шейн.
— Да.
Мы проходим через старые двери, и внутри словно вступаем в другой мир. Даже воздух внутри достаточно прохладный, я чувствую от холода мурашки на коже. Каменные стены создают впечатление сырости и холода. Наши шаги эхом отдаются от стен. Солнечный свет падает сквозь высокие нечеткие витражи в тусклое помещение, создавая иллюзорные еле заметные тени на полу. Здесь пусто, лишь женщина с черным платком на голове склонилась в молитве на одной из передних скамей. Она не оборачивается на наши шаги. Я с трепетом осматриваю огромное, с высоким потолком помещение.
— Слишком много Vellichor? — шепчет рядом со мной Шейн.
Я кидаю на него взгляд.
— Нет, мне нравится. Это гораздо лучше, чем любой книжный магазин.
Он странно на меня смотрит.
— Ты шутишь?
— Нет, серьезно. За столько лет люди приезжали сюда со своими болями, печалями, надеждами, благодарностями и радостями. Камни впитали эти чувства. Сотни лет человеческих эмоций. Ты чувствуешь их?
Он неподвижно стоит несколько секунд, затем внимательно смотрит на меня.
— Нет.
— Жаль, — шепчу я и двигаюсь вперед.
Он следует за мной.
— Ты никогда раньше не была в церкви?
— Нет. Моя мать не ходила в христианскую церковь, поэтому она никогда не водила нас туда. Однако, я умоляла свою няню, пока она не сдалась и отвела меня тайком в храм.
— Сколько тебе тогда было?
— Первый раз мне было пять лет.
— Ты ходила в индуистский храм?
— Нет. В детстве я не ходила в храм молиться. Я очень сильно любила свою няню, я не могла пережить разлуку с ней, даже когда она ходила в храм. Плюс, мне очень понравилась поездка, потому что было очень красиво, и священник разрешил мне позвонить в колокол.
Мы подходим к боковому алтарю с горящими свечами, Шейн поворачивается ко мне.
— Ты хочешь зажечь свечу?
— А что это значит?
— Это символ твоей молитвы, которая будет гореть даже после того, как ты уйдешь.
Я помню, как Читра зажигала лампадки, и я спрашивала ее, зачем она это делает и до сих пор помню ее ответ. Милая Читра. Я так скучаю по ней. «Это способ попросить что-то у Бога. Огонь поднимает твою молитву к Богу», сказала она.
Я смотрю на Шейна.
— Да, я хотела бы зажечь свечу и помолиться.
Он бросает купюру в ящик для пожертвований и берет две свечи. Подходит ко мне, мы стоим бок о бок в свете наших свечей. Я наблюдаю, как Шейн ставит свою в подсвечник и закрываю глаза в молитве. Я молюсь так, как никогда не молилась. Я молюсь всем Богам, индуским или христианским, кто-нибудь да услышит. Я прошу камни поглотить мою молитву и держать ее в безопасности после того, как я уйду и когда догорит моя свеча. Я молюсь за тихое заступничество с небес, чтобы мои действия не нанесли вреда ни Ленни, ни Шейну.