Прелат
Шрифт:
Настоятель внимательно посмотрел на профессора и продолжил мысль:
– Которая стоила обритой головы. Уж не в подземелье ли ратуши Сомюра вы лишились своих волос?
Фернандо замялся, не зная, что ответить. Рене пришёл ему на помощь.
– Вы, как всегда, проницательны, настоятель. Могу заверить вас, что профессор – истинный католик и не имеет отношения к тёмным силам. Ведь знание металлов и природных элементов не является ересью! Не так ли?
Настоятель кивнул.
– Истинно так, сын мой. Прошу вас потрапезничать после долгой дороги. Да, и твоя келья, Рене, свободна.
Рене
– Я буду рад навестить дорогие мне стены. А мой сундук всё ещё цел?
– Конечно. Ты наёдёшь в келье всё так, как и оставил два года назад. Профессора же я размещу в другом помещении.
Рене совершил чудовищное усилие, дабы не выдать своё любопытство и недоумение по поводу внезапно возникшего у настоятеля интереса к алхимии. Тот в свою очередь, словно прочитав мысли собеседника, сказал:
– Ты удивлён моей тягой к алхимии?
– Откровенно говоря, – немного… – признался Рене.
– Я хочу провести некий опыт. И, если тебе будет интересно, то сможешь принять в нём участие, – произнеся сию фразу, настоятель улыбнулся, его глаза сверкнули зловещим огнём.
Рене поймал себя на мысли, что поведение святого отца, по крайней мере, выглядит странно и вообще, что-то не то в его облике… Но что именно он пока не мог понять и решил не торопить события.
Де Шаперон уединился в своей келье, открыл сундук и убрал в него оружие, арбалет и колчан с десятью болтами [41] , недавно изготовленными на заказ в Орлеане, снял пояс с ножнами, в которых покоился меч, и семь метательных ножей.
41
Болт – металлическая стрела, обладала огромной убойной силой, пробивала металлические доспехи на расстоянии 100 шагов. В XIII веке Папа Римский даже издал буллу, в которой объявил использование арбалета в бою делом греховным и не достойным истинного христианина, ибо болтам не могли противостоять ни одни доспехи. Но, не смотря на Папский запрет, арбалет обрёл широкую популярность, особенно у наёмников.
Время приближалось к вечерне.
Рене лёг на кровать, жёсткий соломенный тюфяк показался ему на тот момент просто из лебяжьего пуха. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться: ничего не получалось, всё путалось, в голове лишь проносились обрывки мыслей и фраз, сказанных настоятелем Арманом, особенно по поводу некоего эксперимента.
Рене не мог заснуть и перед вечерней решил пройтись по монастырю, в том числе и по подземелью, где в бытность своей юности ему часто приходилось присутствовать при пытках, проводимых под руководством самого Анри Денгона, исполняя обязанности секретаря.
Де Шаперон прошёлся по трапезной, его снова охватило чувство: здесь чего-то не хватает…Но чего? Затем он спустился в подземелье, его обдало сыростью и затхлостью, привычными для него запахами. Он медленно двигался по коридору, по обеим сторонам которого размещались темницы, почти все они были пусты, слышался писк голодных мышей и крыс, которые расплодились здесь с избытком.
Неожиданно он остановился около одной из дверей, на ней висел увесистый замок, темница, расположенная рядом была также заперта.
«Что это значит? Там содержатся узники? Ведьма? Чернокнижник? Я ничего не чувствую… Странно…»
Рене достиг помещения, где вот уже почти двести лет проводились пытки. Он бегло окинул его взглядом: «Всё также: инструменты для пыток, дыба, лестница для растяжки, испанский сапог, кресло с ремнями… Стол для секретаря, кресло для настоятеля… Но у меня такое чувство, как и в трапезной, словно чего-то не хватает… Не могу понять, чего именно…»
Затем он направился в небольшой храм, прилегающий к монастырским постройкам, где располагался алтарь с распятием Христа, братья-доминиканцы проводили там божественные службы и пели псалмы, в соответствии с уставом Ордена Святого Доминика.
Рене огляделся: на первый взгляд ему показалось – всё как обычно, но чувство тревоги не покидало его. Он направился к восточному порталу, дабы покинуть храм, и…страшная догадка пронзила его мозг: «Господи Иисусе! Над алтарём нет распятия! Или я схожу с ума?!»
Прелат оглянулся, дабы удостовериться: действительно распятия не было. Его охватило оцепенение, затем оно сменилось чувством животного страха, на лбу проступил холодный пот.
– Почему я ничего не почувствовал? Что здесь происходит? Нечистый поселился в стенах монастыря?! Поэтому нигде нет крестов?
Благодаря огромной силе воли, он взял себя в руки. «Теперь я понимаю, отчего настоятель предложил расположиться в моей бывшей келье! Он был уверен, что я положу оружие в сундук! Со мной – только вера в Бога! Этого вполне достаточно!»
Рене стоял посреди храма, соображая, что же предпринять. Он понимал, что в одиночку не сможет выстоять против двадцати монахов, продавших душу Дьяволу. Вероятнее всего, монахи хотели привлечь его к Чёрной мессе…
– Вот, ты где, Рене! – через южный портал вошёл настоятель Арман в сопровождении двух монахов, из оставшихся трёх порталов также показались доминиканцы.
Де Шаперон совершенно спокойным тоном поинтересовался:
– Где же распятия над алтарём, в трапезной и пыточной, отец Арман? – он обратил внимание на то, что вошедшие «служители Господа» также не обременяли себя символом веры.
Настоятель Арман зловеще рассмеялся, акустика храма усилила его дьявольский смех.
– Я не сомневался, что ты догадаешься, Рене! Ты слишком умён! Хочу предложить тебе присоединиться к нам.
– Зачем? Служить Дьяволу, совершать Чёрные мессы, резать некрещеных младенцев?
Настоятель снова разразился чудовищным смехом, от которого у Рене по спине побежали «мурашки».
– Какие глупости! Этим занимаются выжившие из ума женщины. Я же предлагаю тебе обрести реальную власть.
Рене сосредоточился, стараясь всем своим видом показать, что серьёзно задумался над словами настоятеля, и…резко прыгнул вперёд, ударив Армана ногами в грудь. Настоятель покачнулся, но устоял. Де Шаперон попытался произвести ещё один выпад, но монахи и настоятель скрутили его.
– Я прощаю тебя, Рене, ибо ты не ведал, что творил! – сказал настоятель. – Тебя удивляет: почему я вынес удар такой силы? – Рене настолько растерялся, что не мог говорить. – Понимаю, твоё удивление. И оно не последнее, поверь мне.