Прелестная беглянка
Шрифт:
— Вы лжете! — жестко оборвал ее граф. — И позвольте вам заметить, Петрина, что для меня нет порока отвратительнее, чем лживость.
— Но... я не лгу.
— Нет, лжете! — грубо ответил граф.
— Но что случилось, в конце концов! Объясните, в чем я провинилась.
— Вас шантажируют?
Граф заметил, как она удивилась и широко раскрыла глаза.
— Клянусь всем, что для меня свято... Меня никто не шантажирует. И в любом случае я не подала никакого повода к шантажу.
— Тогда, может быть, вы объясните
Граф победоносно прошелся по кабинету и остановился у камина.
— А теперь я, может быть, услышу правдивый отчет?
Петрина слегка вздохнула.
— Я хотела вам рассказать, но подумала, что вы не... поймете.
— Что это за человек и почему он имеет над вами такую власть?
— Но такого человека не существует!
— И вы думаете, что я вам поверю?
— Но это правда!
— Тогда кому вы отдавали деньги?
После паузы Петрина сказала:
— Это... мои деньги.
— Но отвечаю за них до вашего совершеннолетия я!
— Может быть, я должна была... спросить у вас разрешения, но я чувствовала, что вы... помешаете мне сделать то, что я... хотела.
— В этом вы можете быть совершенно уверены.
— Я не могла вам тогда рассказать.
— Но вы можете рассказать мне сейчас! — настойчиво повторил граф.
Петрина опять заколебалась, а потом тихо сказала:
— Я хотела узнать у вас, как помочь тем несчастным девушкам, но чувствовала, что вы... не одобрите и... помешаете мне. И поэтому я решилась дать им денег без вашего ведома.
— Каким девушкам? — Граф удивленно посмотрел на нее, а потом сказал более мягким тоном — Может, вы расскажете обо всем с самого начала? Мне довольно трудно уяснить себе, о чем вы толкуете.
С этими словами он сел в кресло у камина и кивнул головой Петрине, указывая на кресло рядом.
Она робко присела и настороженно, потемневшими глазами взглянула на графа, словно опасаясь, что он будет с ней чрезмерно резок.
— Однажды утром, когда вашей бабушке нездоровилось, я поехала по магазинам с горничной Ханной. Когда мы вышли из кареты, то увидели стоявшую поодаль девушку с младенцем на руках. Он показался мне таким худеньким и болезненным на вид. Она попросила меня помочь, и я дала ей немножко денег. И так как девушка была очень юная, я спросила, чей это ребенок.
Петрина бросила на графа быстрый, несколько смущенный взгляд и продолжила, понизив голос:
— Она мне рассказала, что ей было всего четырнадцать, когда она приехала в Лондон из деревни в поисках работы. На остановке дилижансов к ней подошел некий человек и сказал, что поможет ей. — Петрина перешла почти на шепот: — Он ее напоил джином, и она не очень уверена, что случилось потом, но больше она его не видела.
— Такие вещи случаются с девушками, которые тайком
— Этель — так ее звали — сумела устроиться на работу, но, когда стало известно, что у нее будет ребенок, хозяева ее уволили. — Голос Петрины дрогнул. — И единственное, что ей оставалось, чтобы не умереть с голоду, это стать проституткой.
Наступило неловкое молчание, и, так как граф ничего не отвечал, Петрина заговорила опять:
— А когда родился ребенок, ей пришлось просить милостыню, чтобы хоть как-то выжить.
— И она вам это все рассказывала, а вы стояли на улице и слушали ее?
— Но мы были не на Бонд-стрит, а на Мэдокс-стрит, на которой не так много прохожих, — объяснила Петрина. — И мне было очень ее жалко. Я отдала ей все деньги, что были со мной, и пришла на следующий день, чтобы дать побольше, но не нашла ее.
Граф издал нетерпеливое восклицание, и Петрина поспешила докончить рассказ:
— Я не могла спать в ту ночь и все думала, какая она худая и больная и какой маленький и больной у нее ребенок.
— Ну, это объясняет трату некоторой суммы денег, однако что вы скажете об остальных?
— Когда я ездила по Лондону с вашей бабушкой, я видела оборванных мальчиков и девочек с накрашенными лицами и в ярких платьях, которые стояли и заговаривали с проходящими джентльменами.
— Вам не следует замечать подобные вещи! — резко заметил граф.
— Но как я могу не замечать, если я не слепая? — возразила Петрина.
В ее голосе послышался прежний вызов. Затем, словно испугавшись, что рассердила его еще больше, она продолжала более спокойно:
— Я читала об условиях существования женщин и молодых девушек в Лондоне, об уличной проституции и как этих женщин эксплуатируют...
— Это не подходящее для вас чтение, — заметил граф. — Где вы могли почерпнуть такие знания?
Петрина не ответила, и он настойчиво повторил свой вопрос.
— В ваших газетах и журналах, — еле слышно проговорила Петрина.
— Но они не предназначены для ваших глаз.
— Думаю, ничего ужасного нет в том, что меня интересует, как живут в Лондоне обычные люди, — возразила Петрина. — И я читала не только «Политический наблюдатель», который обо всем этом пишет, но и речи в палате общин.
Граф знал, что в парламенте много раз обсуждались доклады специального комитета, который был образован в прошлом году для изучения реальных условий существования отверженных обществом женщин.
Полицейские, на честность которых можно было положиться, выступили в качестве свидетелей, и члены парламента были ошеломлены и шокированы тем, что узнали.
Эти сведения живо обсуждались в обществе, но исключительно среди представителей сильного пола, — дамы не решались проявить интерес к этой теме. Поэтому он был потрясен осведомленностью Петрины, хотя вслух сказал только: