Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги
Шрифт:
— Это большие люди, русский. Тому, кто видел этот снимок — отрежут голову. Если ты выведешь меня на амиров русской разведки, на ваших амиров — я отдам вам снимок и расскажу, что он означает. Мне не нужны деньги, у меня и так их достаточно. Я просто хочу жить. Мне нужна защита, русский, так и скажи.
Амиров русской разведки…
Николай кивнул.
— Мне нужно немного подумать.
Чеченец постучал по столу. Со спины пахнуло жарким, сухим воздухом — вошли конвоиры.
— Завтра, до этого же времени, русский. Если ты не выведешь меня на свое начальство — я отрежу тебе голову. Аллах свидетель.
Снова оказавшись
Чеченцу он не поверил — ни единому слову. Он еще не сбрендил окончательно, чтобы верить чеченцам. В отличие от западных идиотов — он хорошо понимал, что на Востоке совсем другие правила игры. Святость сделки, соглашения, слова, один из краеугольных камней западного мира — здесь ничто. Он неверным, крестоносец — и таким всегда останется. Истории о том, как мусульмане обвели вокруг пальца неверных — матери рассказывают детям в колыбели, они передаются из поколения в поколение. Вне зависимости от того, как он поможет этому чеченцу — ему все равно не жить, он отлично знал чеченцев и их повадки. Что же касается его начальства — оно не будет долго горевать: когда идет глобальная геополитическая игра, в жертву приносят страны и целые экспедиционные корпуса, брошенные в бой, где нет и не может быть победы. Что до судьбы одного человека, когда решаются судьбы целых регионов.
Но в одном — Николай мог быть уверен. Чеченец чего-то сильно боялся и что-то знал. Причем — это что-то было связано с местной обстановкой: они говорили по-чеченски, потому что он опасался, что кто-то подслушает и настучит. Чеченец боялся не пары истребителей американской палубной авиации у себя над головой — он боялся своих. Так боялся, что искал защиты у своих злейших врагов.
Это надо было использовать. Но для начала — надо было освободиться. Игра не может быть равноправной и честной, когда один из игроков сидит в зиндане у другого игрока. Он может вернуться сюда потом — но непременно свободным…
Кроссовки — а Николай любил их больше, чем десантные полуботинки — с него не сняли и судя по всему даже не проверили, идиоты чертовы. Николай снял один кроссовок, затем другой. Поковырялся в подошве — и стал обладателем двух небольших лезвий из титанового сплава, очень прочных, заточенных лазером — никакой другой заточке они не поддавались. Одно лезвие он взял в зубы на всякий случай. Вторым — принялся ковырять установленную на окне решетку. Из-за постоянных сильных перепадов температуры днем и ночью и аховой квалификации местных строителей — по его прикидкам, до ночи он должен был успеть.
Стук в соседнюю стену он услышал, когда работа была сделана наполовину. Замер — очевидно, что-то услышали, а теперь стуком рисковали привлечь внимание охраны и облажать все дело. Он прислушался. Три длинных, три коротких — известное дело. SOS, спасите нас. Но ему надо было пока спасать себя — да и на Джона Рэмбо он несильно походил. Ему надо было просто унести свою задницу отсюда и связаться с центром, чтобы выяснить, какого хрена вообще происходит. У него не было возможности тащить за собой кучу гражданских пленных — тех же журналистов или того хуже — миссионеров, представителей какой-нибудь благотворительной организации, которые по глупости своей приняли зверей за людей и в результате оказались в клетке.
Но и просто бросить людей он не мог — в конце концов, он военный. Решив, что отвечать он не будет, сделает вид, что ничего не слышит, а если выберется — поможет, чем сможет — Николай продолжил работу.
Решетка поддалась, когда уже стемнело. Руки устали, он ее едва не упустил — но все-же удержал. Втащил в камеру, аккуратно поставил у стены…
Ловите конский топот, уроды бородатые…
Он высунулся, посмотрел по сторонам — нормального освещения в лагере не было, в непосредственной близости — никого не было видно. Выбравшись через окно, он сиганул вниз. Тело отозвалось болью — но болью привычной, скорее нытьем, чем болью. Теперь — можно бежать.
Про то, что он сумеет убежать — он не сомневался, даже если у него не будет оружия. По его прикидкам — он находился у самой границы Ливии, ближе к югу страны, где почти никто не живет. Пару дней — он может перекантоваться и совсем без воды, если будет идти только по ночам. Этого будет достаточно, чтобы дойти до цивилизованных территорий, до постов ООН.
Он обернулся… видно было плохо — но его глаза привыкли к темноте камеры и он смог оценить размеры здания, в котором его держали. В его понимании — здесь было не меньше четырех таких же помещений, как его на втором этаже и столько же — на первом. Что это за здание — он так и не смог понять.
Он повернулся, чтобы бежать… и парализовано замер. Красная точка лазерного прицела — плясала на его груди.
— Эй, командир… — прошептал знакомый голос из темноты — ты проголодался? Как насчет острого риса? У меня осталось кое-что на кухне.
Кусок черноты у стены пошевелился.
Раджив, повар-наемник из столовки их наблюдательного контингента — вовсе не выглядел растерянным и жалким мигрантом, как он выглядел в столовой. Он переоделся в черную боевую униформу спецназа, какую использует элитный отряд индийского подразделения спецназа «черные коты», у него был автомат Калашникова с подствольным гранатометом и пистолет с глушителем и лазерным прицелом. Все лицо — он вымазал черным гримом. Судя по тому, как тихо он передвигался — ему не раз приходилось выполнять самые разные задания в тылу противника. Вот и еще один волк — сбросил свою шкуру.
Они присели у стены, чтобы их не было видно. Склонили друг к другу головы, чтобы говорить как можно тише. От Раджива ничем не пахло — видимо, вымылся с охотничьим мылом и прополоскал рот перекисью водорода. Еще один признак профессионала — опытный боец может учуять наличие противника по запаху и лучше такого запаха не давать.
— Как ты здесь оказался?
— Это не важно.
— Но зачем…
— Хинди-руси бхай-бхай. Я собирался штурмовать здание, потому что не знал, в какой камере ты сидишь. Потом увидел, как ты сражаешься с решеткой, и решил просто подождать. Надо уходить отсюда русский и как можно быстрее. Я видел тут кое-кого… Пошли!
— Постой!
Раджив остановился.
— Ты чего?
Николай поднялся с корточек, показал на коридор.
— Видишь? Тут не одна камера. Давай, посмотрим, кто тут сидит.
— Ты охренел, русский!? Бежать надо! Поймают — отрежут голову!
Николай упрямо качнул головой.
— Внутри — внизу пост. Там только один человек и больше никого. Дисциплины тут никакой. А мне нужно оружие. Иди за мной.
Радживу ничего не оставалось, как последовать за ним.